Ульяна Гринь - Три жениха для попаданки

— Мне пришлось задать ей парочку вопросов, — рассмеялась я, встав. — Тут есть алтарь, хочешь попробовать?

Фарусса испугалась.

Кровь отхлынула от её лица, сделав похожей на статую. Принцесса выпрямилась, насколько это было ещё возможно, и проговорила деревянным голосом:

— Я не посмею предать религию моих предков!

— Никто не предлагает предавать, — фыркнула я. — Ты же не молиться будешь, а просто поговоришь с Богиней.

Откинув гобелен и обнажив алтарь, пригласила Фаруссу жестом. Она закусила губы, мучительно размышляя, но всё же встала, поставила бокал на столик, подошла. Я взглянула на маленькую девочку из алебастра, провела рукой по засохшим цветам на её шее. Искр нет. Они исчезли, как и метка? Почему не показываются мне?

— Богиня, — тихонько позвала и ощутила покалывание во всём теле, словно тысячи крохотных жал одновременно впились мне в кожу. Ахнула. Фарусса прикрыла ладонями лицо, испуганно шепча что-то на непонятном языке. Комната ярко осветилась всполохами радужных искр. Я выдохнула.

Они вернулись.

Лапочки мои!

О, может, я сегодня получу ответ на интересующий меня вопрос?

— Дорогая Богиня, я дико извиняюсь, что тебя опять беспокою…

Искры слабо вспыхнули, покачиваясь.

— Хотелось бы знать… Вот, например, Фарусса… Может ли она рассчитывать на твою помощь с магией?

Искры замерли, чуть помаргивая обескураженно. Потом некоторые отлетели к статуе, остальные остались тускло гореть на своём месте. Ха. Советуются, что ли? Я оглянулась на Фаруссу. Девушка всё молилась, не глядя на радужное великолепие перед алтарём. Ну и дурочка. Такая красота не забывается, можно и посмотреть немного.

А искры вдруг вспыхнули ярко-ярко, как ещё никогда не сияли при мне. Ох, откажут, как пить дать… Скажут — пшли вон обе! И настанет Ксюхе здец. Без поддержки магии мне тут не выжить. Ещё и отберут то, что дали…

Радужный ответ был дан практически сразу.

Искры сложились, как сделали это и в часовне Святой Жанины, в твёрдое «да». Покачались немного, показывая мне волю Богини, и рассыпались в разные стороны. Нет! Куда? Погодите! А как рассчитывать-то? Что надо сделать?

Фарусса тихо спросила:

— Что это было?

— Ты видела?

— Я что-то почувствовала. Как будто меня в чело поцеловали! Это была Богиня?

— Ого, — с завистью протянула я. — А меня она не целовала, только кусала!

— Что же это было, Ксения? — она заглянула мне в глаза пытливо. А что я могла ей ответить? Я сама не знала ничего.

— Ты узнаешь всё в положенное время, — ответила значительно, чтобы что-то ответить. И вздохнула — кто бы мне ответил на мои вопросы.

Фарусса отошла от алтаря, задумчивая, села на кровать. Выразительно посмотрела на служанку. Та резвенько налила нам два полных бокала и снова притулилась в углу. Я покачала головой:

— А вот у нас нет слуг. Мы сами себе прислуживаем.

— А как же вы одеваетесь? — полюбопытствовала Фарусса. — Ведь корсет невозможно застегнуть без помощи!

— Мы не носим корсеты. У нас лифчики.

— Что это за предмет гардероба?

— И хотела бы объяснить, но это нелегко…

Я выпила немного вина, и в дверь снова постучались. Взвилась в праведном гневе:

— Да что ж такое, ёлки-моталки?! Ни поспать, ни поср… Блин, ни уединиться в этой тюрьме! Кто там ещё? Входите!

На моё рявканье из-за двери показалось виноватое личико с большими глазами, и Эська обиженно сказала:

— Я, между прочим, принесла тебе Кисуню! Она царапалась, прыгала везде, и я решила её принести сюда, чтобы не разбудить королеву.

— О, Эссавальда, — протянула я. — Как раз тебя тут и не хватало!

— Откуда ты знаешь моё полное имя? — удивилась девочка, входя. Заметила Фаруссу и покрутила головой: — Принцесса, вы пришли в такое время с официальным визитом?

Восточная красавица сделала вид, что ничего не слышала и что никакой Эськи тут вообще не было. Девчонка сделала вид, что ничего не говорила и что никаких принцесс в комнате не наблюдалось. Я только рассмеялась, и тут мне на руки прыгнул серый комочек шерсти, завозился, взволнованно мурча, и начал нежно толкать лобастой головой в подбородок.

Моё сердце замерло от прилива нежности, забилось быстрее. Я погрузила пальцы в шелковистую шёрстку и почесала холку котёнка. Кисуня прикрыла глаза так, что они превратились в узенькие щёлочки, и громко затарахтела от удовольствия.

— Всемогущий и Вездесущий! — вскрикнула Фарусса, вскочив с кровати и отступив в угол. — Это же ужасная диа королевы!

— Но-но! Это Кисуня, — возразила я. Эська фыркнула, задрав нос, явно гордая своей причастностью к тайному обществу любителей Кисуни. Фарусса нахмурила брови:

— Она… Что она делает? Рычит перед нападением?

— Она мурлычет, — усмехнулась я. — Кошки мурлычут, когда им хорошо.

Мне явно не поверили, и даже Эська подозрительно косилась на Кисуню. Та балдела, и ей было абсолютно пофиг на всех присутствующих. А у меня было только одно желание — остаться с кошкой в этой комнате, уютно устроиться под тёплым одеялом и спать, спать, спать…

— Ладно, девочки, спасибо вам за визит и приятную компанию, но очень хочется отдохнуть, — решительно сказала я. Фарусса обошла меня по кругу и уже у двери склонила голову:

— Благодарю тебя за… познавательную беседу о Богине. Я навещу тебя… Завтра.

Когда она ушла вместе со служанкой, Эська выдохнула:

— Фу, терпеть её не могу. Корчит из себя великую и страшную, а у самой даже родовой магии нет.

— Ничего ты не поняла, — отмахнулась я. — Фарусса просто несчастная женщина, которая без взаимности влюблена в своего мужа.

— Это глупости, — авторитетно заявила Эська. — Зачем ей Арман? У неё собственные покои со столовой и ванной, с выходом в сад… Она может есть всё, что только пожелает! И служанок у неё целых шесть! Были бы у меня служанки… Эх…

— У тебя и будут, — рассмеялась я и улеглась на кровать, подвинув ногой полупустую бутылку. — Вот замуж выйдешь, и будут.

Девочка присела на край кровати, сложив руки на коленях, и сказала нерешительно:

— А я вот хочу как ты.

— Что как я? Чтоб тебя заперли?

— Нет. Помнишь, ты сказала, что не выйдешь замуж, потому что не хочешь?

— Помню.

— Вот и я так хочу. Чтобы меня не выдавали замуж. Зачем мне муж?

Я подняла свой бокал и опустошила его, потом ответила девочке:

— Муж — это хорошо. Но только когда есть любовь. Любимый и любящий муж… А, ладно. Иди спать.

— Можно, я останусь с тобой? — попросила она, глядя исподлобья.

— Со мной? А где ты будешь спать?

— В твоей кровати, конечно.

Я нахмурилась, но девочка скорчила жалобную гримасу, и пришлось сдаться:

— Ладно, заваливайся! Только не тяни на себя одеяло, а то спихну на пол!

Эська радостно взвизгнула и, вскочив, принялась расстёгивать платье. Оставшись в рубашке, прыгнула в кровать, устроилась в стороне от нас с Кисуней и клятвенно пообещала: