Анна Морецкая - Сказка старого эльфийского замка

Луна, даром, что была ущербна, так еще и пряталась за тяжелыми мрачными тучами, поэтому ночь, над которой она властвовала сегодня, отличалась какой-то особенной темнотой и непроглядностью. Так что в маленьком садике, чудом сохранившемся среди конюшен и хозяйственных построек на задворках дворцовых территорий, невозможно было разглядеть не зги. А если б внимательный и зоркий взгляд в те минуты, когда луна все-таки выглядывала из своего укрытия, и пытался высмотреть скользящие меж деревьев тени, то он, скорее всего, посчитал бы их за колышущиеся ветви.

Звуки же, придавленные столь тяжелой теменью, тоже затаились, боясь нарушить ночную тишину. И лишь легкий ветерок, чуть шелестя листвой, да редкий крик совы — гулкий и тоскливый, отваживались всколыхнуть этот насланный ленивой луной сонный морок.

И вдруг:

— Откуда здесь сова? — раздался придавленный, но все же достаточно слышимый, жесткий голос оттуда, где недавно виделись скользящие тени.

Похоже, все-таки это не ветви деревьев шевелились на ветру…

— А чё странного-то? Живет себе, на каком не то чердаке… — попытался ответить на это более высокий и судя по звучавшей в нем непосредственности весьма молодой голос.

Но его оборвал третий, низкий и хриплый, который и в шепоте звучал раскатисто, с рыком:

— Заткнись, хозяин прав. Это не крик сипухи, которая любит селиться под крышами, а совиный! А она, сова, то есть, городу не любит. А ты знаешь, где ближайший лес? Вот, то-то и оно!

— Так чё, господин, уходим? Не будем ребяток Меченого ждать? — опять в своем непередаваемо легкомысленном звучании послышался второй голос. И тут же, звуки удара и клацанья зубов.

— Да заткнись же ты, придурок! — почти малопонятное рычание третьего голоса.

— Я же сказал, никаких имен и пустой болтовни! — это уже грозный властный приглушенный окрик от того, кого называли хозяином и господином.

Тут, кажется прямо из темени дальнего угла, вынырнула крадущаяся фигура. А стоило ей приблизиться к уже затаившимся, как ленивый лунный блик разделил ее на две.

— Господин, наш Старш о й шлет вам свое приветствие и просит озвучить вашу нужду в нем, — шепот одного их этих неявных силуэтов всколыхнул царящую в садике тишину. Легкой же ироничностью тона он подсказал, что говорящий, хоть и выполняет в данный момент чье-то поручение, но посылки не его дело, а скорее великое одолжение. Низкие ноты и самоуверенность, звучащие в голосе, явно давали понять, что эта «тень» крупна, сильна и к ней не помешает проявить уважение даже «господину».

— Передай Старш о му, что все конкретные указания будут позже — ближе к делу. А пока мне нужно было его принципиальное согласие. И раз он прислал вас, то, значит, он согласен. Возьмизадаток и скажи ему, чтоб готовил человек пять народу посерьезнее, да что б из них пара лучниками была. Все, идите, — и с этими словами тот, закутанный в плащ человек, что разговаривал властным тоном и всеми звался господином, кинул в сторону едва видимых фигур что-то увесистое.

Глухое звяканье большого количества монет, собранных в тесный для них кожаный мешочек, да удовлетворенное угуканье тени, подтвердили, что задаток получен. И мгновение спустя на том месте, где только что темнели едва различимый силуэты, зыбкий лунный свет обозначил лишь все те же колышущиеся под малым ветерком ветви. Гости растворились в ночи так же незаметно и бесшумно, как и появились.

— Ну что, хозяин, двинем и мы? — прошептал молодой голос, в котором сквозило едва сдерживаемое нетерпение.

— Ты сеть проверил? Гости точно ушли? — с едва различимым пренебрежением ответил ему хоть и тихий, но все также спокойно и властно звучащий, голос хозяина.

— Да, господин, на расстоянии не менее полусотни саженей от нас, ни одного живого существа крупнее кошки не наблюдается, — с готовностью отрапортовал младший из затаившихся.

— Хм, ну, раз крупнее кошки… — насмешливо хмыкнул господин и уже совсем другим голосом, в меру заинтересованным, спросил, видимо, третьего собеседника: — А ты, что скажешь? Как они тебе?

— Да, вроде, ничего так ребятки, хозяин — вполне сойдут для нашего дела. Страхом от них не пахло, даже когда к вам обращались, — степенно ответил тот. — Теперь главное сделать так, чтоб парень вторую ипостась нашего Гро за настоящего кабана принял, и в дичи оборотня не распознал.

— Если не дурак будет Гро, и под самым-то носом у него своим здоровым задом крутить не станет, а расстояние выдержит, то все пройдет как надо, — теперь в голосе хозяина проскользнула не только насмешка, но и удовлетворение. Похоже, дело, ради которого он забрался на такие глухие задворки, о которых достопочтенному господину, и знать-то не положено, решалось вполне удачно, и неудобства, которые он испытывал, прячась по кустам заброшенного темного садика, вполне окупались.

Лисса высунула нос из под овчины, которой была укрыта, и открыла глаза. Да, рассвет только-только зарождался. Видимый кусочек неба, обрамленный неровным квадратом полуразрушенных стен, едва посветлел с восточной стороны, а к западному краю еще полнился густой ночной чернотой.

Деревенская знахарка, бабка Росяна, как-то еще по детству рассказывала ей, что время это волшебное и очень ценно для магов и знахарей. И если поймать его, то можно и невозможное свершить. Ей вот, знахарке, даже умирающих доводилось отбирать у Костлявой — главное, чтоб ночь пережил, а стоит нужное слово сказать в сей таинственный миг и болящий жить будет.

Нет, Светлый Лиссу магическим Даром не наделил, но девушка все равно любила этот момент, когда природа еще находясь в предутренней дреме, лениво и неспешно начинала проявлять свой лик.

Прикрыв нос и рот ладошкой, чтоб пар от дыхания не мешал наблюдать за волшебным действом, девушка заворожено следила, как прямо на глазах западная чернота растворяется сизой дымкой, звезды меркнут, подмигивая, перед тем как потухнуть, а восточная сторона набухает розовым.

А стоит темноте отступить совсем, начинает проявляться и все вокруг. Какое-то время высвечиваются лишь силуэты. В этот момент пышные «букли» дикого винограда, взгромоздившегося на самый верх стен, напоминают кружева своим ажурным контуром. А торчащие кирпичи, не укрытого лозой неровного края, на фоне светлеющего неба видятся похожими на волчьи зубы.

Но уже через минуту лилово-серебристый свет набирает силу и ныряет вглубь полуразвалившейся башни, обозначая более явно и неровную кладку, и все те же, тянущиеся в вышину плети. Проявляются и сочные осенние краски растений — пламенеющая яркость листвы, чернильная четкость мелкоягодных гроздей и меж ними темно-коричневые жгуты перевитой меж собой лозы. Но стоит неявному еще сумрачному свету добраться до самого дна колодца и отразиться в глянце плюща, отвоевавшего для себя самый низ башни, как сверху эту вялую хмарь уже прорезает первый солнечный луч. А вместе с ним… или вернее, в честь него, из-за стены, из леса, начинают звучать птичьи трели и посвисты — уже не такие многоголосые как весной и летом, но еще довольно активные. И, как положено, их Золотобок из курятника им отвечает.