Надежда Михайловна - Танец В Небесах [СИ]

Лена только горько усмехалась.

— Знал бы ты, милок, каких крутых людей в своем мире приходилось сопровождать: знание четырех языков, умение сглаживать острые углы, переключать внимание на себя в сложных, патовых, ситуациях… да много чего умела девушка из сопровождения ВИП-клиентов, и платили ей бизнесмены не хило, только вот пригодится ли ей все это здесь?

Жизнь научила её не скулить, не жаловаться, а сцепив зубы, упрямо идти вперед. Вот и сейчас опять предстоит ей, Елене Васильевне Овчинниковой, в этом мире называемой Леенка, несмотря ни на что, постараться стать нужной. Понятно, что с её внешностью, быть ей одинокой, но разве привыкать ей к такому?

Несколько дней они с Сель неспешно собирались в крепость, пожитков у них было немного, основное — травы, собранные и высушенные, несколько интересных камушков и коряг, которые подобрала Лена. Было у неё в той жизни увлечение — в минуты тоски или непрухи она тщательно и кропотливо очищала корешки, зачищала, шкурила, покрывала лаком, придавала им какую-то одну её видимую форму, увлекалась, и настроение улучшалось, и она опять обретала силы для дальнейшего. Там, в недосягаемой теперь жизни, в её уютной квартирке на восьмом этаже высотки остались все её зверушки-змеюшки, и больше всего Лена печалилась, что их просто выкинут за ненадобностью. Но трезво, даже ни на миг не верила, подобно героям книг фэнтези, что сможет вернуться назад, о чем постоянно долдонила ей Нинка, с явным пренебрежением поглядывающая на неё. Забыла она, как смотрела Лене в рот и ловила каждое её слово, там Лена была на несколько ступенек выше её по всему. А теперь уродина — как, не скрывая, назвала её в разговоре с Ликтом.

Тот резко оборвал Нинку, в приказном порядке велел забыть такие мерзкие слова, Нинка затаила злобу и старалась пакостить по-тихому, пока только на словах.

Лена полностью ушла в работу — не было в ней ни лихости, ни крутизны, да и теперешняя внешность… вряд ли найдется мужчина или кто ещё, что не скривится в первый же момент, увидев её. Но как говорил её любимый киногерой, капитан Титаренко — «Маэстро»:

— Будем жить!

Она подумала — поначалу хотела остричь косую челку и носить волосы распущенными, чтобы хоть немного прикрывать рубцы, затем сама себе усмехнулась:

— Лен, а что это даст?

И просто стала стягивать волосы в тугой пучок — меньше будут пялиться. Пялились поначалу — да, но она старалась быть невозмутимой и не особо разговорчивой — только по делу, тщательно и дотошно наводила порядок у коменданта в бумагах, стала образцовым помощником, четко и грамотно вела документацию, никогда ничего не забывала, незаметно народ привык к её необычной внешности, кое кто даже пытался поухаживать за ней — подумаешь, лицо, парой сможет быть образцовой, но Ленка вежливо отклоняла все и на более тесный контакт не шла.

Они с Сель потихоньку-помаленьку обустраивали и старались сделать уютным совсем маленький, — Старый как и я! — выражалась Сель, — домик. Бабуля варила всякие отвары, которые охотно раскупали жители — Сель была лучшей из травниц.

А тем более в отварах была и трава мифра, они не бедствовали, как выражалась Леенка: — На бутерброд с маслом — хватало!

Частенько, если у Леенки — она так и осталась для всех Леенкой — выдавалось свободное время, неспешно ходили к своей пещере, там отдыхали, пили воду, Лена приучила себя на несколько минут опускаться, к ужасу Сель, в эту немыслимо холодную воду.

Она только посмеивалась, поясняя, что в её оставленном мире были вот такие же примерно источники с холодной, целебной водой, называемые Святыми источниками. Люди окунались в такую воду в любое время года — не заболевали, а наоборот, многие выздоравливали. Сель истово верила, что водичка ручья когда-нибудь да поможет её девочке, и станет её Леенка самой завидной самочкой.

Самочка посмеивалась, называла её наивной, а Сель печалилась, не зная, как помочь ей. Жизнь у них текла неспешно и размеренно. Ленка подружилась только с одной местной жительницей — швеей. Та поначалу никак не соглашалась сшить диковинные для этих мест — юбку чуть ниже колена и пиджак, но Ленка сумела убедить швею, и местным модницам захотелось тоже что-то подобное, иномирское. Вот Лена и нарисовала несколько наиболее простых моделей юбок, жакетов и пиджаков. Как она мечтала о джинсах, но увы. Зато свой спортивный костюм никак не могла выбросить, дома ходила только в нем, ещё она, как и все женщины, любила красивое белье, но тоже увы, даже близко похожих материалов для пошива кружевных штучек здесь не было.

— Это там, в центре страны можно найти что-то, нет, не такое, но близкое, а у нас ничего подходящего и нет! — вздыхала швея, увидев Ленкин бюстик.

Джас любовался своим сыном, ставшим таким сильным воином. За пол-оборота солнца Сайх многому научился, в воинских умениях он мог уже иногда достойно противостоять Джасу на равных, что вызывало у отца прилив гордости за сына, но как же ныло у него сердце — не суждено ему назвать этого сильного, жилистого, с мгновенной реакцией воина, самым главным теперь для него словом — сын. Джас по-прежнему старался не встречаться взглядом с Вильей, он боялся, что она его узнает, и тогда он потеряет все, над чем сейчас он до дрожи в руках трепетал, ему, жестокому и принесшему многим людям и нелюдям столько горя, выпало такое счастье — сын.

Сын, Сайх, зачатый в жестоком изнасиловании, выросший с ничего не помнящей и не учавствовашей в его воспитании мамочкой, его сын не стал копией его, того, мерзкого нелюдя, хуже дикого зверя обходившегося со своими пленниками, а вырос в настоящего мужчину и воина.

Юнчи много рассказывал ему про сына, Джас жадно слушал и печально опускал голову, не суждено ему назвать Сайха сыном. Он так надеялся стать ему нужным, и так боялся, поэтому и старался как можно реже общаться с Вильей, понимая, что так лучше. Нет, принять смерть от руки сына — это почетно и справедливо, но ему так хотелось быть с ними рядом подольше.

Сайх и Айн звали его наставник — Ас. Как-то незаметно у них выработался язык жестов, которые все трое быстро запомнили. По вечерам, отдышавшись и отмывшись от грязи и пота после утомительных тренировок, садились вместе с присоединявшимся к ним Юнчи возле расчищенного и засыпанного речным песком небольшого участка земли, писали на нем, рисовали, спорили, ребята — обсуждая вслух, а Джас кивком подтверждая, запоминали все новые жесты.

Юнчи сказал, что такой метод общения очень может пригодиться, особенно там, где нельзя будет высказаться, в опасных ситуациях или смертельной опасности, откуда знать врагам, что вот так оттопыренный палец означает: «приготовься!», а вот так — «опасно! Сзади!»