Хезер Мур - Скарлет

— Тебе лучше, девочка? — спрашиваю я Джустик.

Я продолжаю заниматься делом и, прикрыв глаза, начинаю напевать. Ритмичные движения во время дойки помогают расслабиться и унять одолевающее меня напряжения из-за предстоящего ужина с Августом.

Когда я почти заканчиваю, мурашки начинают бежать по рукам. Открываю глаза и вижу падающую на меня тень.

Не оборачиваюсь, хотя знаю, за моей спиной стоит Август.

Он не говорит ни слова, тем не менее, от осознания того, что Август следит за мной, я становлюсь медлительней. Заканчиваю дойку, а потом поглаживаю бока Джустик.

— Хорошая девочка.

Я встаю и поворачиваюсь к Августу.

На нём хлопковая рубаха, распахнутый ворот открывает взору шею и ожерелье с каменным кулоном, который он носит не снимая. Рубаха заправлена в тёмно-серые бриджи. Сейчас он не надел плащ, который был на нём прошлой ночью, и от этого он кажется более дружелюбным, хотя полуночные глаза как никогда бездонно чёрные.

Я замечаю, что Август побрился, и мгновенно краснею от воспоминаний о его поцелуе.

Его взгляд скользит по моему лицу, задерживаясь на глазах. Уверена, от его внимания не ускользнул румянец, заливший мои щеки.

— Здравствуй, — говорю я едва ли не шёпотом. Мне неприятно, что голос подвёл меня. Я начинаю нервничать.

— Твоя мать сказала, что ты здесь, — отвечает он, наклоняясь вперёд.

На долю секунды мне кажется, что он собирается поцеловать меня, прямо здесь во дворе отчего дома на глазах любого путника, проезжавшего по дороге. Его рука скользит по моей кисти, Август забирает у меня ведро с парным молоком, а потом снова выравнивается.

Нет, он не пытался меня поцеловать. Я выдыхаю, но не уверена, с облегчением или разочарованием.

Август направляется к дому, а я, стараясь унять хаотично метавшиеся в голове мысли, следую за ним.

— Как твоё плечо? — спрашиваю я.

Опустив взгляд, он смотрит на меня свысока, а на губах мелькает редкая призрачная улыбка.

— Уже лучше. Твоя мать дала мне целебную мазь.

— Хорошо, — отвечаю я. Мы уже подошли к дому, поэтому, собравшись с духом, я бросаюсь в омут. — Что ты ей рассказал о прошлой ночи?

Он останавливается, ведро покачивается в руке. В лучах заката за его спиной кожа Августа отливает золотом. Я сглатываю, ожидая ответа.

— Я ей не рассказал о том, что поцеловал тебя, — заявляет он.

От неожиданности у меня открывается рот. Потом я его резко захлопываю.

Он смеётся. Тёмный и богатый звук льнёт как музыка.

Мне кажется, я никогда раньше не слышала смех Августа. Он был таким серьёзным мальчиком, а после смерти его отца мы редко виделись и общались. Отчасти из-за того, что я сознательно его избегала.

Его смех пленит меня, и я не знаю, что с этим делать. Я пролетаю мимо него, не заботясь о том, что задеваю ведро, и молоко проливается на землю. Почти добегаю до двери, как Август хватает меня за запястье.

— Аленькая, — хрипло говорит он.

Я вырываю руку.

— Не называй меня так.

— Скарлет… — в его интонации слышно раскаянье. Но мне всё равно.

Я открываю дверь и вижу, как мать раскладывает жаркое по металлическим тарелкам. Ужин готов.

— А вот и вы, — весело улыбается матушка.

— Я только закончила, — отвечаю я как можно спокойней.

Мама ставит на стол полевые цветы в вазе.

Август заходит в дом следом за мной и ставит ведро с молоком. Я чувствую, как его взгляд прожигает во мне дыры, но не собираюсь смотреть на него.

После того, как Август отходит от ведра, я забираю его и наливаю молоко в кувшин. А потом отношу на стол вместе с нашими лучшими глиняными кружками. К счастью, у нас квадратный стол, так что каждый может сидеть на своей стороне. Матушка садится слева от меня, а Август — справа. Я готова смириться с таким положением дел, но не собираюсь разговаривать или смотреть на него.

Матушка берёт меня за руку, чтобы произнести молитву, а вторую протягивает Августу. Мне ничего не остается, как взять его за другую руку.

На его большой теплой мозолистой ладони моя рука выглядит карликовой, холодной и напряжённой.

— Господи, благослови пищу сию, — говорит матушка.

Я смотрю на стол, слишком взволновавшись, чтобы прикрыть глаза. Помимо этого, я чувствую взгляд Августа на себе.

Он что, не молится перед трапезой?

Матушка благодарит Всевышнего за наше здоровье, благосостояние коровы, жителей деревни, миссис Айви и её новорожденного малыша, моё благополучие и наконец выражает свою признательность за то, что Август присоединился к нашему ужину.

Потом ещё говорит о чём-то, Август сжимает мою руку. Я сглатываю, и стоит матери сказать: — Аминь, — как я мгновенно одёргиваю свою руку от него.

Показное раздражение Скарлет не одурачило Августа. Он видел желание, которое она до сих пор старалась скрыть, даже сейчас, во время ужина.

Весь вечер её мать болтала об односельчанах, своём саде и приближающемся фестивале урожая. Август как мог поддерживал беседу, стараясь выказывать должную для гостя заинтересованность. Хотя прекрасно знал, что матушка Скарлет так же, как и он, заметила молчаливость Скарлет. Та даже отказывалась взглянуть на него.

Сей факт отвлекал, и ему безумно хотелось вывести её на двор и снова поцеловать. Скарлет даже представить себе не могла, что от румянца на щеках выглядела ещё краше.

Август понимал, что ему следует выкинуть Скарлет из головы и сосредоточиться на причине, из-за которой он принял приглашение отужинать с ними. Ему следовало предупредить их.

— Прошлой ночью волки украли моих кур прямо из курятника, — сказал Август, когда матушка Скарлет закончила рассказывать о новом рецепте тыквенного пирога.

Услышав это, Скарлет подняла глаза и посмотрела на него.

Её матушка судорожно вздохнула.

— Ты уверен, что это волки? — спросила она. — Возможно, виноваты собаки.

— Нападение было намного агрессивней, — заверил он. Выражение лица Скарлет было настороженным, казалось, она не совсем поверила ему. Но, по крайней мере, теперь она смотрела на него и слушала.

— Вам стоит проявлять осторожность ночью и запирать окна и двери, — продолжил он, адресуя эти слова Скарлет.

Она слегка тряхнула головой.

— Полнолуние всегда будит их волчью сущность, — сказала она. — Но я уверена, что если бы они действительно наведались в деревню, об этом бы судачили все.

Она пока может ему не верить. Он бы объяснил ей всё, не будь поблизости её матушки. Тем не менее, ему не хотелось сеять панику. Покойный батюшка предупреждал его об охоте на волков. Если стаю уничтожат, их деревушка будет под ещё большей угрозой.

После этого, казалось, ужин тянулся бесконечно медленно, и наконец после того, как подали лимонный пудинг, он мог откланяться, не выказывая непочтения.