Анна Мичи - Мой брат – моя истинная пара

— Так надо было и кляп воткнуть! — на самом деле хорошо, что он так не поступил. С кляпом во рту просыпаться было бы совсем невесело.

Райен коротко рассмеялся и вернулся к готовке.

Пока я умывалась и чистила зубы в его ванной (у них для этой процедуры использовалось что-то вроде зелья для полоскания рта, очень удобно и никаких дополнительных инструментов вроде зубной щётки), думала об Эсуми. По всей видимости, она всё же не в состоянии шпионить за мной, иначе ночью уже знала бы, где находится и вела бы себя куда осмотрительнее. А раз сразу попыталась сбежать, значит, когда я просыпаюсь, она уходит куда-то вглубь моего разума. Это была хорошая новость.

А плохая уже ждала меня за порогом.

Только я шагнула обратно в гостиную, как меня словно двинули по башке. Все звуки отдалились, уши забило ватой, сознание зависло во тьме невесомости, в каком-то абсолютном нигде, и я только и могла, что наблюдать со стороны, как моё тело идёт к выходу.

Я переполошилась: Эсуми? Но, по-моему, это была не она. Скорее это было что-то вроде чужой воли, безжалостно подвесившей меня на ниточках и дёргавшей, чтобы я выполняла то, что ей надо.

— Открой, — механическим голосом попросила «не я».

Господи, пожалуйста, пусть Райен сообразит! Пусть остановит меня — ведь видно же, что я веду себя странно. Он должен понять, тем более что мы только что обсуждали ночную выходку Эсуми.

Райен выглянул из кухонного уголка и озадаченно приподнял брови:

— Ты к себе? А завтрак? Поешь в столовой? — и, не дожидаясь моего ответа, сделал пасс рукой.

Магия, запирающая дверь, дрогнула и послушно растворилась.

Блин, какого чёрта он такой доверчивый! Как будто тоже решил для себя, будто хочет мне верить, не взирая ни на что. Но мне нельзя доверять! Нельзя, пока мы не разберёмся, что происходит!

— Асия? — позвал он, когда я толкнула дверь. — Постой.

Слава богу, в голосе всё же плеснули подозрительные нотки.

Но, увы, остановиться я не могла.

Оказавшись наружу, быстро зашагала прочь по коридору. Почему-то не бежала, а шла, всё так же размеренно и механически. И чертовски обрадовалась, когда сзади послышался шум погони. Сообразил-таки!

Райен догнал меня и схватил за плечо, я увидела тревогу в тёмных глазах.

— Эсуми?! — спросил он быстро, таким тоном, словно не верил собственному предположению.

— С дороги, — прошипел кто-то моими губами — и вдарил по Райену магией.

Я сама не поняла, как это произошло, просто мои руки поднялись, сотворили какой-то сложный пасс, из глубины моего существа хлынула волна энергии — и Райен отлетел, сносимый яркой огненно-красной волной.

Он ударился спиной о стену, сполз, широко раскрыв от удивления глаза. Удивление тут же сменилось болью: похоже, удар вышел довольно сильным. Но я уже не могла рассматривать его: видимо, решив, что угроза устранена, моё тело отвернулось и снова зашагало прочь.

Я поняла, в чём дело, когда вышла из общежития и по прямой направилась к конюшням. Мёртвым голосом велела (не попросила, а именно приказала) заложить карету графини Гайю и минут через пятнадцать уже сидела на кожаном сиденье.

— На улицу Сенье, — сказал кто-то моим голосом, а я внутри только вздохнула и решила расслабиться, раз уж повлиять на ситуацию не удаётся.

Всё было ясно. Я помнила это состояние. В мой первый день здесь, когда меня только-только «вселили», Эсуми вела себя именно так. Тогда я не почувствовала ничего странного, потому что вообще всё происходящее было странным, но теперь чётко видела разницу между тем, когда телом владеет Эсуми — и когда им управляет вот эта чуждая воля, не позволяющая вообще никак воспротивиться.

По всей видимости, послание Эсуми дошло до мага, и он решил взять дело в свои руки.

Карета тряслась по булыжной мостовой, тело Эсуми вцепилось в поручень, а я внутри старательно повторяла про себя то, что мне сказал Райен.

Боевые маги иногда вызывают вторую ипостась. Это не демоны в общепринятом смысле слова, а что-то вроде потусторонней сущности, с которой они на время сливаются и за счёт которой увеличивают свои силы. И чтобы контролировать эту сущность, они используют определённую тактику.

«Эсуми», — позвала я мысленно.

Нет ответа.

«Эсуми, проснись. Ты же тоже чувствуешь, как нами управляют. Тебе ведь тоже это не нравится? Не может нравиться, ведь ты же живая душа, у тебя есть своя воля, свои желания.

Давай действовать вместе.

Я не хочу причинить тебе вред, это не в моих интересах. Мы обе погибнем, если не справимся с этим. Если не сольёмся в единое целое, если какое-то из наших сознаний не победит.

Смотри, Эсуми, я предлагаю тебе сражение.

Тот, кто победит, будет владеть нашим телом».

Я раскрылась, как могла, молясь, чтобы мысленное послание достигло цели. И с замиранием сердца прислушалась.

Молчание. Тишина. И вдруг — где-то в самой глубине, неизмеримо далеко — словно шевельнулся маленький котёнок.

Я возликовала, но попыталась это спрятать. Не время. Нельзя спугнуть. Вместо ликования я представила себе испуг, робость, волнение. Неуверенность.

Ну же, давай, иди ко мне.

Котёночье тепло развернулось, хищно напружинилось — и прыгнуло, в полёте становясь удушливой волной судорожного, сбивающего с ног желания одолеть, завладеть, выгнать меня, захватчицу, чужую.

Не тут-то было, я схватилась не на жизнь, а на смерть. Врёшь, не выгонишь, не выставишь из своего тела, не сделаешь безвольным придатком к собственному сознанию. Я хочу жить, хочу чувствовать, хочу снова сыграть с Райеном в его магоигры. Хочу, может быть, большего — и мне плевать, что мы с ним считаемся братом и сестрой, плевать на всё, кроме жажды победить, нужды в этой жизни. Раз уж меня вызвали сюда, вытянули, не спрашивая желания, привязали к чужому телу — я буду сражаться за право владеть этим телом.

Мы — две сущности в одном разуме — сцепились, словно дворовые собаки. Трепали друг друга, терзали, отхватывали куски. То одна брала верх, то другая. У Эсуми тоже были причины стоять намертво. Наши сознания сталкивались, словно металлические клинки, высекали искры и расходились, и снова сталкивались, перемешивались, прочёсывали друг друга насквозь, как гребни. И с каждым разом я всё лучше чувствовала и понимала Эсуми.

Брошенную собственной семьёй дочь, от которой ничего не ждали. Легкомысленную и наивную, что использовали против неё. Одинокую и потерянную, со всеми подростковыми взбрыками, с желанием во что бы то ни стало привлечь внимание родных — понятым превратно. С отцом, занятым только службой и тем, как сохранить и преумножить семейные владения. С матерью, все надежды возлагавшей только на сына, прочившей его на королевский трон. И с братом, который, когда-то близкий, любимый и понятный — со временем отдалился, перестал с ней играть, заинтересовался другим.