Анна Мичи - Мой брат – моя истинная пара

Нахлынувшие чувства и воспоминания ошеломили меня. Слишком живыми и близкими они были, пусть и безвозвратно чужими, не всегда понятными и логичными, по-детски наивными. Но сейчас я сама была Эсуми, ярко чувствовала её обиду, её одиночество, желание доказать, что она тоже чего-то стоит.

И её отношение к Лерою — её веру в то, что он единственный был добр к ней. Единственный приблизился, не обращая внимания на колючки, которые она выставляла наружу, единственный стал слушать, заботиться, беспокоиться. А потом сказал, что любит.

Меня закружило в водовороте чужих эмоций, мечтаний и огорчений. Вот Лерой — взволнованный и наряженный, с букетом в руке, который он смущённо держит бутонами вниз, совсем рядом с ногой, словно пряча. Вот интерес в его глазах, улыбка, вопросы, которыми он забрасывает Эсуми. Вот зелёная листва и ветер, смущение, волнение, трепет. Солнце подсвечивает бутылочно-карюю глубину его глаз, мягкими зайчиками кружится по радужке. Вот первый поцелуй, горячее дыхание на губах, несмелое прикосновение, такое робкое и трепетное. Тёплые пальцы на плечах, нарастающий ритм сердца, жар внутри и сладкое томление.

Ох, нет!

Я вынырнула, чувствуя себя так, словно и впрямь поднялась со дна моря. Судорожно задышала — вернее, попыталась, но тело всё так же не слушалось меня. Эсуми притаилась где-то в уголке мозга, непривычно тихая и спокойная. Но теперь я её чувствовала… и понимала.

Ах ты бедная брошенная душа! Второй ребёнок, девочка, отрезанный ломоть. Зачем вкладываться в ту, которая всё равно уйдёт в другой род? Или, может, просто так случилось, что вся любовь и внимание родителей достались старшему сыну? И Райен… теперь я понимала, о чём он умолчал. О том, что сам, должно быть, не сознавал толком, только чувствовал, глухо и тоскливо: о своей вине, о том, что и впрямь поддался влиянию окружающих, махнул рукой на сестру — да ну её, чего на неё надеяться. О том, что сам заинтересовался другой жизнью, почувствовал себя взрослым, захотел отдалиться и от родителей, и от назойливой мелкой сестрёнки.

Вот и пожали то, что посеяли.

Брошенную Эсуми нашёл Лерой. Может быть, потому что у них было что-то общее, а может, потому что хотел использовать для своих целей. Из воспоминаний Эсуми я так и не поняла, что им двигало. Может быть, обе этих причины были верны.

Эсуми внутри меня ещё пыталась сражаться, ещё норовила вырвать управление, но я уже видела, что ей не победить. Мы обе это видели. Я была сильнее.

Устав от схватки, она послала мне ослепительно яркую, острую мысль: «Уходи отсюда, захватчица»!

Я тут же ответила: «Фига с два, меня сюда призвали, тут я и останусь».

«Пошла вон, это моё тело!»

«Теперь и моё тоже, смирись».

«Ни за что! Уходи, или я тебя уничтожу!»

«Ты меня? А если я тебя? Хочешь сдохнуть?»

«Это ты сдохнешь!»

«Обе сдохнем, если не сольёмся!»

И я сделала последний рывок, поглощая её, впитывая её в себя, не растворяя, а принимая — целиком и полностью, такой, какой она была.

Нахлынуло полузабытое чувство спокойствия и цельности, единения с самой собой. Я по-прежнему чувствовала Эсуми, но уже не так, как прежде. Не соперницей, не чужим сознанием, с которым я вынуждена делить одно тело, — а скорее как часть себя. Это было забавно, как будто у меня отросла вдруг новая конечность… или, скорее, новая голова.

У меня получилось. Благодаря Райену, это он подсказал мне, что нужно делать: вызвать чужое сознание на бой, поставив на кон владение телом, и выдержать схватку, не поддаться чужим эмоциям, выиграть в поединке воли.

Меня не удивило, что моя воля оказалась сильнее, было бы странным, выйди наоборот. Что-что, а своим упорством я могла гордиться. И тем более всё это не удивляло теперь, когда я видела насквозь душу Эсуми, воспитанной в тепличных условиях, привыкшей, что всё достаётся по праву рождения, изнеженной и избалованной.

Зато мне неожиданно стало её жаль. Её собственный брат с такой лёгкостью променял её на пришелицу, фактически неизвестную сущность.

Узнай Эсуми, что рецепт победы подсказал мне Райен, возненавидела бы брата ещё сильнее. Смогу ли я примирить их? Ведь не дело, чтобы брат с сестрой так сильно враждовали. Как будто… как будто кто-то специально рассорил их.

Я хотела подтолкнуть Эсуми, узнать побольше о Райене и их отношениях, но тут карета дёрнулась и остановилась. Снаружи к дверце подскочил лакей, с низким поклоном отворил. И я, вернее, чужая воля во мне, величественно выплыла в проём.

Что-то капнуло с лица, пачкая платье. Я скосила глаза и мысленно вздрогнула: кровь! Кровь хлещет из носа, крупными густыми каплями срывается прямо на ткань. Краем глаза увидела кучера, тот аж затрясся:

— Миледи!.. — верно, решил, что вёз так плохо, что я расквасила себе нос.

Лакей тоже смотрел расширенными глазами.

Ну, железная воля, управлявшая моим телом, даже не дала времени на объяснения. Мы с Эсуми, не обращая ни на что внимания, механически прошествовали внутрь уже знакомого дворца.

Я напряглась внутри.

Так… господи, из огня да в полымя. С Эсуми я вроде бы справилась. Теперь дело за тем, чтобы обдурить мага. Вот только боюсь, что это ещё сложнее.

На этот раз, поднимаясь по широким мраморным ступенькам, проходя по длинной полутёмной анфиладе комнат, я изо всех сил пыталась запомнить обстановку. Дом на улице Сенье, больше похожий на дворец — кто же его хозяин?

В прошлый раз маг был в балахоне. Эсуми тоже не видела его без. И не знала, кто он. Не помнила, где и как впервые встретилась с ним.

Может быть, первый раз был как раз тогда, когда меня вселяли?

Может быть, и так. В её памяти не было других воспоминаний. Как будто она тоже, вместе со мной, внезапно оказалась в той комнате, стоя навытяжку, ментальной марионеткой.

С одной стороны, это хорошо, можно не беспокоиться, что не смогу вспомнить что-нибудь, что маг поймает меня на незнании каких-то вещей, раз их не знает и сама Эсуми. С другой — даже сейчас, слившись с ней в одно целое, я не получила никаких зацепок касательно личности мага и его целей. Полнейшая пустота.

Коридор закончился мрачной деревянной дверью, одинокой в широком торце. Маленькая Эсумина ладошка уверенно легла на дерево и толкнула. Открылась та же полутёмная, что помнилась мне, наполненная запахами свечного воска и благовоний комнатка. Чуть в глубине стоял письменный стол, за которым сидел маг в балахоне и смотрел в хрустальный шар. Увидев в шаре отражение той же комнаты, письменного стола и мага, я сообразила: это же он смотрит моими глазами.

Маг поднял голову, картинка в шаре исчезла, он загорелся ровным молочно-белым светом. Хозяин комнаты неспешно вышел из-за стола и направился ко мне.

— Кто ты? — повелительно и громко спросил он.