Ирина Тигиева - Вампиры: Когда ночь сменяет ночь [СИ]

— Я молился за вас… Дня не проходило, чтобы я о вас не вспоминал…

Он неуверенно протянул ко мне руку, в глазах мелькнул вопрос, я кивнула. Дрожащие пальцы осторожно притронулись к моему лбу, скользнули по щеке.

— Смерть не наступает со смертью тела, — он ласково смотрел на меня. — Вы выглядите так человечно…

Я не удержалась от улыбки. Неестественно гладкая с перламутровым отливом кожа и потусторонний блеск глаз под описание "человечно" подходили меньше всего. Но отец Энтони, очевидно, понял значение улыбки по-своему.

— Я не имел в виду, что ожидал увидеть чудовище, совсем не это, — поспешно поправился он. — Ваша кожа бледна, от неё веет холодом, ваши глаза смотрят на меня из другого мира. Но их выражение осталось прежним.

Я снова улыбнулась, следя за тем, чтобы не обнажились заострённые зубы. Отец Энтони торопливо опустился на ближайшую скамью.

— Расскажите мне всё. Прошу вас…

Вообще-то задерживаться в соборе не входило в мои планы, но его искренняя радость меня тронула. Присев рядом, я рассказала историю своего обращения, и что, в отличие от остальных бессмертных, могла прикасаться к освящённой земле, и о бегстве от Арента, и о намерении искать способ от него освободиться, и о надежде скоро воссоединиться с Домиником, и о Винсенте… Отец Энтони слушал, не перебивая, и, когда я закончила, устремил на меня задумчивый взгляд.

— Значит, молодой человек, которого вы так старались спасти…

— Проклят из-за меня…

— Никто не может быть проклят из-за кого-то. Каждый сам в ответе за свою душу.

— Не пытайтесь утешить меня… Это моя ноша, и не думаю, что я когда-либо от неё избавлюсь.

— Вы бессмертны, но не всесильны, дитя, — улыбнулся он. — Не взваливайте на себя то, что предназначено для плеч других.

Не желая продолжать эту тему, я поднялась со скамьи и мгновенно оказалась возле алтаря. По лицу отца Энтони промелькнуло что-то среднее между удивлением и восхищением, но страха не было, и меня это обрадовало. Беспокоить преподобного отца всякий раз, когда мне понадобится освящённая земля, было бы чересчур хлопотно. Проще освятить небольшой участок в каком-нибудь труднодоступном для людей месте и уже оттуда брать землю по мере надобности. Место я присмотрела, осталось лишь перенести туда отца Энтони. Поскольку страха при виде моей скорости передвижения он не испытывал, надо надеятся, что и перемещение на дальние расстояния его не испугает.

— Всё это время я молился за вашу душу, дитя, — снова заговорил он. — И разве то, что я снова вижу вас в этой святой обители, — не самый благосклонный ответ на мои молитвы?

— Я всего лишь могу прикасаться к освящённой земле. О состоянии моей души мне не известно ничего.

Отец Энтони поднялся со скамьи и тоже подошёл к алтарю.

— Говорят, мы встречаем свою судьбу на пути, по которому пытаемся от неё уйти. Я могу с этим только согласиться. В этих стенах я искал убежища от себя самого, и именно здесь меня нашли вы.

Он с благоговением поднял глаза на золотое распятие.

— За встречу с вами я благодарю Бога. Вы примирили меня с миром, на который до вашего появления я не мог смотреть без ужаса. Я молил Господа освободить меня от дара, который считал худшим из проклятий. Вы же, отмеченная тем же роком, приняли его с мужеством, перед которым моя собственная слабость выглядела ещё более постыдной. Так неужели вы думаете, что дух, подобный вашему, мог так сильно измениться?

— Вы слишком строги к себе и слишком добры ко мне, преподобный отец…

Он покачал головой.

— За это время я многое узнал о людях с нашим даром и убеждён, что он никому не даётся просто так и не исчезает бесследно. Вы всё ещё стоите на границе меж двух миров, дитя. Душа ваша осталась человеческой — именно поэтому вы отказались от убийства.

Я слушала отца Энтони, почти обратившись в статую. То, что он говорил, не вполне соответствовало истине. От убийства я отказалась не из человеколюбия — сначала мной руководило упрямство, потом корысть. Но здравое зерно в рассуждениях преподобного отца всё же было. Я вспомнила удивление Арента, поначалу не верившего, что я могу обходиться мало похожей на кровь субстанцией, вспомнила его слова: "С кровью к бессмертному переходит жизнь жертвы — поэтому его мёртвое сердце начинает биться как у живого. Мы не можем не убивать. Мы существуем за счёт смерти…"

Тогда, втайне разделяя удивление Арента, я не раз задавалась вопросом, как же всё-таки существую, не убивая. И теперь получила ответ. С рождения балансируя на границе между мирами, я, ещё будучи человеком, была связана с потусторонним миром, а, став потусторонним существом и всё ещё балансируя на той же границе, сохранила больше человеческих черт, чем другие мне подобные. Я могла не убивать потому, что кровь была для меня скорее пищей, как для человека, а не частью ритуала, питающей душу демона. Отец Энтони прав: сменились акценты, я осталась прежней. Эта мысль наполнила меня ликованием. Но почти сразу я задумалась.

— Тот, кто меня обратил, тоже был "стоящим меж двух миров". Значит, и он мог сохранить человеческие черты?

— Судя по вашим рассказам, он не был человеком, даже когда был им, — возразил отец Энтони. — Но, возможно, существует что-то другое, отличающее его. Какая-нибудь особенность, общая для всех "стоящих меж двух миров", обретших бессмертие.

Я с горечью пожала плечами.

— Кто знает? В общении со мной он старательно избегал подобных тем. Сейчас я знаю о бессмертных немногим больше, чем когда была человеком.

— Я мог бы вам в этом помочь… — начал отец Энтони, но, заметив мою улыбку, поправился, — или хотя бы попытаться. Есть люди, пусть и очень немногие, чей разум свободен от страха перед неведомым. Они способны ответить на стук извне, не дрогнув. У меня есть друг. Он…

— …обладает вашим даром? — не удержалась я.

— Скорее вашим мужеством. Думаю, вам будет интересно с ним побеседовать. Он собрал коллекцию редких рукописей. Возможно, среди них найдётся то, что вам пригодится. Я могу связаться с ним завтра же.

— Он знает обо мне?

— То, что вы мне доверили, — ваша исповедь. Тайны её я не нарушу.

Я успокоенно кивнула.

— Спасибо. Но я хотела просить вас о другом…

Против опасений, моя просьба не вызвала у отца Энтони никакого смятения — только беспокойство, что у меня не хватит сил переместить в нужное место нас обоих. Я же беспокоилась, как он это перенесёт. Мне, когда я была человеком, приходилось нелегко, особенно поначалу. Хотя, не исключено, что тогда причина была в Доминике, который делал всё для того, чтобы каждое перемещение доводило меня чуть не до клинической смерти. Сейчас я очень постаралась двигаться плавно, но это не помогло. Оказавшись на земле, преподобный отец покачнулся, глаза закатились, и он медленно осел. Я осторожно прислонила его к стволу дерева и, набрав воды в ближайшем озере, смочила ему лоб. Он глубоко вздохнул и спросил: