Татьяна Коростышевская - Огонь блаженной Серафимы

— Геля? Простите, я отчего-то решила, что вы мне с собою свидание назначили.

— Неудивительно, готов спорить, что внимание мужского пола преследует вас повсеместно.

Он рассматривал меня и так, и эдак, затем притворно вздохнул:

— Эх, жаль, что не я короткую соломинку достал, когда в приказе решали, кто именно на Руян отправится.

— Предположу, что тот, кто ее вытянул, испытывает те же чувства.

Эльдар как-то по-особенному толкнул калитку, и мы прошли по расчищенной тропинке к крыльцу.

— Так вы этого чувствительного господина вчера в фильмотеатре ждали?

— Простите?

— Я заметил, что вы нарочно сели с краю и что никому свободное кресло по правую руку занять не позволили.

— Сыскарская наблюдательность? — хмыкнула я. — Думайте, как вам угодно.

Пока чародей вдавливал кнопочку дверного звонка и прислушивался к доносящимся из дома трелям, я велела Гаврюше:

— Погуляй пока, после позову.

— Ав-р. — Кот повел мордой в сторону мамаевского пакета, вздохнул тяжко и сиганул через палисадник.

Дверь распахнулась, в клубах теплого домашнего воздуха на пороге появилась Евангелина Романовна в домашнем капоте и с заплетенными в косу волосами:

— Заходите быстрее, Серафима, Эльдар, доброго утра… Да поторопитесь! Холод-то какой!

В крошечной прихожей Мамаев сунул хозяйке гостинец, помог мне размотать башлык, снять шубку и провел в кухню.

Жила надворная советница скромно, тесновато, но чистенько и удобно. По утвари было заметно, что готовить она любит и умеет.

— Ватрушки! — восхищалась Геля, шурша бумагой и выкладывая на глиняное блюдо выпечку. — Булочки! Расстегаи! Эльдар, ты просто чародей!

Мамаев занялся заваркой, видимо, кофе по утрам здесь было не в обычае.

Я сидела за столом, что твоя барыня, молчала.

— Мы тебя ждали, Серафима, — сказала Попович. — Только я думала, что еще вчера появишься.

— А я заверял, что почувствую ваше, Серафима Карповна, приближение.

— Ой, — забавно смутилась хозяйка. — Серафима Карповна, мы же вчера на «ты» уже перешли? Или как вам удобнее…

— В смысле почувствуете? — перебила я ее. — Ах, прости, Евангелина, конечно, давай по-простому, без отчеств.

— Он на тебя какую-то вашу чародейскую метку поставил, на репейную коробочку похожую.

— Гелюшка иногда чародейство видит, — пояснил мне Мамаев, — только престранно.

— А иногда слышу или нюхаю…

— Вчерашнюю метку репьями вообразила. А ее, букашечка, никто рассмотреть не мог! Серафима Карповна, что ощутили, когда я руку вам на прощанье целовал?

Мамаев достал с полки глиняный кувшин и ссыпал в него мелочь из карманов:

— Вперед за все «букашечки». Так что?

Щеки залил румянец. Что ощутила? Неуместное любострастие?

— Ничего.

— Вот! — Удовлетворенный ответом чародей принялся разливать чай в разномастные кружки. — Времени у нас, девицы-красавицы, не особо много…

Я хлебнула душистого чаю, закусила пирожком с малиной. Обычно, когда с недостатка времени начинают, разговор петляет вокруг да около еще долго.

— Нам твоя помощь нужна, Серафима Абызова. — К удивлению моему, Геля приступила к главному.

— Погоди. — Мамаев сунул ей ватрушку. — Мне кажется, барышне Абызовой и самой помощь не помешает.

— Вы, ваше высокоблагородие, и мысли читать умеете? — захлопала я ресницами.

— У вас мысли, Серафима, на лице даже не написаны, нарисованы, будто для малограмотных. Так что у вас с господином Зориным и отчего вы няньке своей не доверяете?

— Осади, — строго проговорила Геля. — Давление неуместно, чай не допрос.

Я отставила кружку и засмеялась:

— Дражайшие сыскари! Представление «злой и добрый допросчик» для меня разыгрывать не надо.

— Тем более что обычно в роли зла выступает Евангелина Романовна, — улыбнулся Мамаев. — Но ты, букашечка, записочку прочла и по адресу явилась, значит, есть у тебя интерес.

— А ты… — я поискала мужеский вариант «букашечки», — …милок, мне этот адресок в перчатку с поцелуями затолкал тоже не от равнодушия.

— Бубусик, — предложила Геля. — Его хорошо «бубусиками» крыть. Ну что, Эльдар, ответишь барышне Абызовой? Или позволишь мне рассказать?

— Женщины! — воздел руки чародей.

— Проблемы у нас, — сказала Попович мне доверительно. — В приказе нелады. Начались после того, как Иван на Руян аффирмацию князя Кошкина добывать отправился. И мы с Эльдаром решили, что…

— Корень всех зол во мне кроется?

Геля пас не приняла, скандал не раздула:

— Шеф с Иваном секреты от нас завели, прикрываясь тем, что о нашей же безопасности заботятся. Я-то, понятно, приучена к пренебрежению. Женщина, да еще и не чародейка. То есть я его не принимаю, но оно хотя бы понятно. А вот то, что Эльдар в эти секреты не посвящен, странно и обидно.

— Может, господин Мамаев по этой части слабоват? По чародейской? — едко спросила я, глядя на Эльдара.

— Может, букашечка, — не обиделся тот. — Поэтому хочется мне, убогому, к тайнам сим приобщиться.

Цветочные горшки на подоконнике подпрыгнули, перебив начавшуюся пикировку.

— Авр-р, — жалобно донеслось из-за стекла.

— Есть хочет. — Я с извиняющейся улыбкой, взяла с блюда пирожок и понесла его к окошку.

— В дом кота своего зови погреться, — предложила хозяйка. Холодно на дворе.

Гаврюша ворвался в кухню, облобызал меня, оросил то ли благодарственными слезами, то ли голодной слюной и смел в один присест половину выпечки. Потом всхлипнул, поняв, что доесть остатки я не позволю, и улегся на полу в смежной спаленке, заняв его практически от стены до стены.

— В большой семье клювом не щелкай, — пробормотала надворная советница и взяла последний расстегайчик.

— Я мало что могу вам про ваших коллег рассказать, — решив, что люди, позволившие моему разбойнику находиться рядом со мной, заслуживают откровенности, начала я. — На Руяне господин Зорин сражался с навским демоном, а после…

Пытаясь собраться с мыслями, я отщипывала от булки, складывая из крошек узор на скатерти.

— Оказалось, что я попала в передрягу. Ну то есть не сама попала, меня в нее как осла на веревочке завели. Иван Иванович за меня вступился, а на противной стороне выступали господин Брют и…

— Семен Аристархович Крестовский. — Мамаев торопливо заполнил паузу, чтоб не дать мне разнюниться. — Он сопровождал канцлера в путешествии, а вернулся уже с Зориным.

— Брют куражился, что я мужскую дружбу поломала.

— Они и правда не разговаривают теперь, — сказала Геля Мамаеву, а потом, утешительно, мне: — Не позволяй чужой вине на себя цепляться. Это неправильно. Виноват не тот, кому требовалась защита, а тот, кто нападал.

— Слышал от Ивана, что ты силы не желала? — спросил Эльдар быстро. — Когда приняла?