Татьяна Герцик - Секундо. Книга 1

Она медленным движением выпростала из покрывала изящные руки. Принц как зачарованный следил за ней, готовясь в любой момент схватить ее, невзирая на боль и укоряя себя в недальновидности. Зачем он дразнил эту колдунью? А если у нее есть средство, способное моментально убить человека? Лучше бы она так и ехала до остановки, замотанная в плащ, а уж там бы ее раскутали его стражники.

Но вида не подал и продолжал все так же над ней подшучивать:

— Уже хорошо. А то я боялся, что этот недоумок тебя связал. А теперь снимай свой драный плащ! И не бойся замерзнуть — в сиденье есть медвежий полог. Уверяю, он гораздо удобнее и теплее того старья, что ты носишь.

Чуть слышно вздохнув, девушка привстала, аккуратно стянула с себя плотный плащ, убрала его на край сиденья, оказавшись в простом шерстяном бурнусе купеческого пошива. И только потом повернулась к принцу.

У него зашумело в голове, и подстреленной птицей забилось сердце. Но не потому, что девушка была невероятно красива. Просто она была хорошо знакома. Причем знакома давно, с самого детства.

И он полузадушено повторил слова элдормена Аверна, сказанные тем при первой встрече с Амирель:

— Это она!

Амирель всегда знала, что она не такая, как все. Отец с матерью прятали ее, когда она была совсем малышкой, а едва подросла, постоянно толмили ей, чтоб не ходила за пределы их надела и никому в деревне не показывалась. А если кого из чужих случайно встретит, чтоб немедленно убегала, закрывшись и опустив глаза. И ни в коем случае не смотрела незнакомцам в лицо!

Она не понимала, за что с ней так сурово обращались родители, ведь она была очень послушной девочкой. Не шалила, не баловалась, всегда делала то, что ей велели. Ей было до слез обидно, когда ей в очередной раз запрещали высовывать нос за ворота их усадьбы, огороженной сплошным высоким забором.

Почему все ее братья и сестры могли играть где хотели и с кем хотели, ходить по деревенской улице, ничего не страшась, и только ей все это было нельзя? И почему родители запрещали им даже упоминать ее имя?

Она обижалась до тех пор, пока ей не исполнилось десять лет. Тем удушливым жарким летом тяжко заболел ее маленький брат. Пришедший к ним деревенский знахарь от лечения малыша отказался, говоря, что вылечить такую лихорадку он не в силах, и к ним, желая помочь родителям смириться с неминуемой потерей сына, заглянул престарелый дроттин их маленького сельского храма.

Как обычно, Амирель было велено как следует спрятаться и не высовываться, что она и сделала. Но дроттин, будто что-то почуяв, не спрашивая позволения хозяев, прошел именно в ту дальнюю комнату, где в углу на табурете, болтая ногами, сидела необычная маленькая девочка в простом платье из грубоватого домотканого полотна.

— Кто ты, милое дитя? — увидев тонкие черты красивого лица и белую кожу, дроттин и удивился, и испугался.

— Я Амирель из рода Верити, — ответила она с низким поклоном, спрыгнув с табурета, потому что была вежливой девочкой.

Поспешившие за стариком отец с матерью побледнели и просительно протянули к нему руки.

— Я никому не скажу, не беспокойтесь, — он понял их бессловесную мольбу. — Но все-таки это так странно. Неужели ваш крестьянский род пересекался с жившим когда-то по соседству дворянским родом Несс?

— Нам об этом ничего не известно, мой дроттин, — хрипло заверил отец, стараясь спрятать дочь за широкой спиной.

— Вы смелые люди, — с уважением признал дроттин, обойдя хозяина и снова разглядывая стоявшую перед ним маленькую девочку. — Другие бы давно избавились от этого ребенка, а вы дорастили ее до… Сколько тебе лет, Амирель из рода Верити?

— Десять… — прошептала испуганная девочка. То, что от нее могли избавиться, родись она в другой семье, поразило ее в самое сердце. А она еще сердилась на родителей за то, что они не пускают ее в деревню играть с другими детьми! Какая же она глупая!

— До целых десяти лет! — изумленно покачал головой дроттин. — Невероятно! — и спросил уже у Амирель: — Ты умеешь читать и писать?

— Откуда? — вмешалась мать, которой страстно хотелось закутать дочь в покрывало с ног до головы и спрятать так, чтоб больше никто ее не увидал и не смог принести вреда ее малышке. — Мы грамоте не обучены, дети тоже. А ходить ей никуда нельзя, сами понимаете, чем это грозит.

Дроттин ласково погладил Амирель по печально склоненной светловолосой головке. Немного подумав, предложил:

— Я буду ее обучать всему, что знаю сам. Если ей удастся выжить, это ей очень пригодится в ее нелегкой жизни. — И сказал, наклонившись к ребенку: — Приходи ко мне завтра на рассвете. Пройдешь в мой дом околицей, чтоб никто тебя не видел. Будь осторожна!

В соседней комнате жалобно захныкал больной малыш. Мать кинулась к нему. Туда же прошел и дроттин. Малыш метался в жару, красный и потный.

— Он умрет? — шепотом спросила мать, положив ему руку на лоб. — Неужто его нельзя спасти?

— Сколько у вас всего детей? — вместо ответа спросил дроттин.

— Восемь. Амирель пятая по счету. — Охваченная дурным предчувствием, мать не отрывала глаз от больного ребенка.

— Она у вас одна такая?

— Одна. Но ее и одной хватит, если… — отец не договорил, но все поняли, что будет, если Амирель увидит кто-то из тех, кто знает, что за синие глаза горят на детском лице.

А об этом знали все односельчане. Хотя со дня казни рода Несс прошло больше ста лет, но страшные рассказы об их гибели передавались из поколения в поколение, обрастая все новыми и новыми ужасающими подробностями.

Подойдя к красному от жара малышу, старик внимательно на него посмотрел, положил руку на его лоб и огорченно нахмурил седые брови.

— Я такую лихорадку лечить не умею, он просто горит. От такого жара сворачивается кровь. Наш деревенский знахарь тоже бессилен, он-то меня к вам и отправил. В принципе, малышу уже ничто не поможет, но можно попробовать.

Он посмотрел на двери малюсенькой каморки, в которой осталась сидеть на табурете послушная девочка с синими глазами, и задумчиво проговорил непонятную для семейства Верити фразу:

— Хотя в летописи о королеве Лусии говорится, что она не могла лечить ни своих детей, ни внуков, и что кровь не лечит кровь, то есть себе подобных, но вы такие разные… Древняя кровь пробудилась только в одном ребенке и спит в остальных. Откуда она взялась, теперь уже никто не узнает, но, думаю, это неважно. Можно попробовать, хуже все равно не станет.

Он вернулся в соседнюю комнату, взял за руку Амирель и подвел к постели младшего брата.

— Ты знаешь, что можешь лечить? — поинтересовался так обыденно, будто лечение больных было сущей ерундой.

Девочка отрицательно затрясла головой, не понимая, почему у нее об этом спрашивают. Она же не знахарь!