Нина Линдт - Иные города

— Нет. Не я. Я думал, это твоя влюбленность, но я тоже чувствую, что, когда мы далеко, есть сила, которая тянет меня к тебе. Словно настойчиво повторяет, что ты мне нужна. Вот только для чего?

Притяжение к нему было неодолимым. Я вдруг подумала, что, поцелуй он меня тут, на пороге, я бы затащила его в кафе и, наплевав на все, взяла силой, если бы потребовалось. Мои губы уже почти прошептали: «Хочешь?» Он словно прочитал мои мысли и покачал головой:

— Я ужасно консервативен и порядочен. Переспать с девушкой можно только после того, как получишь ее душу.

Мне снова стало холодно, я даже отступила на шаг.

— Хочу, чтобы ты сопротивлялась. Сейчас это даже на охоту не похоже, протяни руку — и ты сдашься. — Он улыбался так соблазнительно, что даже злиться не было сил.

— Если я стану сильнее, смогу устоять перед тобой?

— Тебе не устоять, все равно проиграешь. Просто мне нравится усложнять себе задачу.

— Какой же ты… Какой же вы…

Все бранные слова не подходили. Не негодяй, не наглец, а самоуверенный демон. Он вдруг крепко схватил меня за плечи.

— Мне приятно наблюдать за этой борьбой. Ты сопротивляешься. Спотыкаешься, падаешь, вновь поднимаешься. Ты не сдаешься. Или сдаешься?

Его шепот, страстный, хриплый, проникал в меня подобно терпкому вину, которое обжигает горло и растекается по телу жаром и огнем. Испуганное сердце билось у горла, словно я стояла на краю пропасти, а оно, несчастное, не знало, как спастись. Слегка запрокинув голову, я в экстазе впитывала яд его слов. Хотелось сказать, что граф не выиграет, не победит, но тело желало обвить руками его шею, прижаться губами к его рту, попросить напоить грехом, пасть, отправить все к чертям. Желание жгло изнутри болью. Его прикосновения разжигали страсть, пусть его пальцы, ослабив хватку, лишь слегка касались руки, а дыхание обжигало шею — я хотела, чтобы он обнял меня, смял, сломал, хотела, чтобы он причинил мне боль. Слишком сильной была тяга. Слишком соблазнительным грех. Слишком притягательным демон. Его пальцы вдруг переплелись с моими и крепко сжали. Я застонала от накала желания.

— Еще не время…

Он исчез так внезапно, что я не сразу осознала, что уже одна. Из пустоты и черноты ночного неба вдруг, как по волшебству, повалил снег. Я стояла, подставив лицо падающему сверху белому чуду, и плакала. Молилась сама не знаю кому. Просто свету, просто снегу, просто небу… Вселенной.

«Защити меня!» Снежинки падали на кожу и таяли, мешаясь со слезами. И ощущение чуда вдруг переполнило душу. Я рассмеялась, закинув голову к небу. Подумалось, что на моей стороне только свет, разрезающий тьму, как меч.

Дома не выдержала и попыталась открыть черную коробочку. Только ничего не вышло.

Я знаю, все закончится плохо. Однажды я не выдержу. Просто плюну на все, сожгу все мосты и скажу ему: «Бери мою душу. Только прошу, не отпускай». И тогда все закончится. Где найти силы на постоянное сопротивление? Я ведь нежелезная. Он снится мне ночами: ласкает и целует. Каждое прикосновение — божественно. Он постоянно в моих мыслях, его имя на губах: «Самаэль». Ангел-искуситель, демон-хранитель. Как же быть?

Настя не знала ни его мыслей и чувств, ни его подлинных целей и стремлений. Еще никогда она не ощущала так явственно всю суть поговорки «чужая душа — потемки». Еще какие потемки! Чернота. Если у него вообще есть душа. Настя не могла понять демона. И никогда не сможет. И предсказать не в состоянии. Поэтому единственное, что подчиняется ее контролю, — это она сама. Она может решать только за себя. Только о себе должна волноваться и беспокоиться, как бы к нему ни тянуло. Эта тяга ненормальна. Это ее собственный эгоизм тянется к графу, ведь он демон и может притянуть только за страсть, эгоизм, похоть. Она желала его. Невероятно, сильно, всем телом, но эту страшную силу тоже надо укротить, ведь понятно же, что выхода в случае власти страстей только два: ее гибель в его объятиях или ее быстрое сгорание. Ни тот, ни другой вариант не устраивал.

Спасти демона любовью? Настя засмеялась. Невозможно. Во-первых, он не просил его спасать, а во-вторых, надо быть очень самонадеянной дурой, чтобы тягаться с нечистой силой. Все, что остается, — это контролировать себя. Не позволить душе погибнуть. Этому мотыльку, рванувшему на ложный свет. Нет. Стереть страсть, пусть это будет долго и больно. Выкорчевать желание. Любить демона — все равно что любить прекрасную статую и ждать, что однажды она оживет и полюбит в ответ. Можно восхищаться его красотой, словно скульптурой. Но не более… Ведь никому не придет в голову целовать и желать статую! Он произведение искусства. Она вправе тянуться к нему, но нужно помнить о границах тяги. И сознательно держать себя в руках. Настя должна преодолеть себя, воспитать. Возможно, в этом выход. Выход, о котором демон не подозревает.

Что, если, преодолев страсть, она не просто подчинится установкам морали и религии, о которых говорил граф, а найдет и откроет в душе нечто новое? Ведь это воспитание силы воли, вызов самой себе. В ее случае невозможно порхать с глупыми иллюзиями по поводу будущего с демоном. Его нет. Но если Настя так легко идет у него на поводу, так легко теряет свое «я» рядом с ним, то разве это не повод посмотреть на себя, взять себя в руки и воспитать заново? Он не прекрасный принц, он опасность и смерть, он сам говорит это. Значит, надо создать защиту вокруг своей души, поставить преграду для его сладких речей, разжигающих кровь взглядов и опасных прикосновений. Пока она будет мышкой, коту будет с чем играть. Но когда мышке надоест исполнять роль жертвы, она начнет сопротивляться.

— Я буду сражаться. — Настя смотрела на свое отражение. Глаза в глаза. Зеленый цвет ее глаз завораживал. Разве может она стать жертвой? — Ему не победить. В этой войне могу выиграть я. И только я. Хватит. Пора взять себя в руки. Я справлюсь. Мое имя — мой щит. Надо осознавать свои возможности и границы. Я всего лишь человек. Я не всесильна. Но я достаточно себя люблю, чтобы не преклоняться и не теряться перед ним, будь он хоть трижды демон. Да, он красив, да, я хочу его. Но если он несет гибель, то фиг тебе, Настя, как-нибудь обойдешься без него! Даже если я люблю его — как смею унижать себя и его, требуя того, чего он дать не может? Демоны не могут любить. Заруби себе это на носу. И отстань уже от мужика, не вешайся на него. Со стороны ты просто смешна. Не зря он все время тебя подкалывает. Угомонись. Победи себя. Воспитай свою волю.

Она слегка шлепнула себя по щеке.

— Ты же просто идиотка, Настя. Что ты вообще знаешь о нем? Как можно любить того, о ком ничего не ведаешь? Ты просто повелась на его красоту. Это неправильно, это жестоко. Ты его хочешь, потому что он для тебя так высоко — почти всесильное божество. Прекрасно. Тебе самой от себя не противно? Ты мелочна, эгоистична и поверхностна. Да ты же унижаешь его и себя! Дура-бабочка, обожающая жаркий свет, которому не до нее. Она сгорает, а лампочке все до лампочки.