Ната Лакомка - Карт-Бланш для Синей Бороды

То, что он не отрицал этого имени, уверило меня, что именно с господином Ренна я и разговариваю. На всякий случай я сделала еще один реверанс, постаравшись выглядеть изящно, и улыбнулась.

В комнате было светло, и в сером утреннем свете, на фоне окна, за которым так и роились снежные мухи, мужчина показался мне еще чернее. На нем уже не было мехового плаща, но черный камзол, расшитый серебряной нитью, говорил о высоком положении. Несколько долгих секунд граф смотрел на меня, и лицо его было весьма нелюбезным. Но вдруг чуть заметно смягчилось.

— Я узнал тебя, — сказал он, убирая шкатулку в ящик стола левой рукой и запирая ящик на замок. — Девчонка из лавки. Отнеси шоколад в кухню.

— Да, милорд, только я осмелилась побеспокоить вас не из-за шоколада, а потому что…

Он посмотрел на меня еще внимательнее, и еле заметно усмехнулся.

— Ты побеспокоила, совершенно верно, — сказал он и подошел ближе, держа правую руку за спиной, и беззастенчиво разглядывая меня с головы до ног. — Наверное, хотела что-то сказать мне?

— О да, — радостно кивнула я, довольная, что такой важный господин оказался совсем не заносчивым и не гневается за мое вмешательство. — Я хотела сказать…

— Золотого хватит?

— Что, простите? — не поняла я.

— Золотого тебе хватит? — повторил он.

— Золотого?..

— Два золотых, — сказал он, поглядывая на меня как-то слишком уж внимательно, и добавил невпопад: — У тебя милая улыбка.

— Благодарю, милорд…

— И губы сладкие даже на вид, — он наклонился и поцеловал меня, удержав за шею, когда я попыталась вырваться.

Он целовал меня настойчиво, скользнув языком между моих губ, как человек, привыкший добиваться своего любым путем. Я ощутила сладковатый запах незнакомых мне пряностей, и голова закружилась от этого аромата.

Мне показалось, мы целовались очень долго. Граф уже не удерживал меня, его рука легла мне на щеку, ласково поглаживая. В какой-то момент я поняла, что стою на цыпочках и тянусь к нему, как подсолнечник к солнцу. Наконец, он отстранился и сказал:

— Три золотых, но чтобы обслужила сейчас же. Не потерплю отсрочки даже на полчаса.

Он тяжело дышал и смотрел на мои губы, а я словно пробудилась от зачарованного сна, сообразив, что золотые монеты мне предлагали вовсе не за очередную партию сладостей.

— Нет, милорд, — сказала я, глядя ему прямо в глаза.

Только сейчас я увидела, что они вовсе не темные, а светло-серые, прозрачные, как льдинки. И такие же холодные.

— Нет? — переспросил он.

— Нет. Мои поцелуи не продаются за три золотых.

— Тебе мало? — он криво улыбнулся. — Сколько же ты хочешь? Десять? Даже самые дорогие куртизанки в столице берут меньше. А ты всего лишь шоколадница. Или у тебя есть, чем меня удивить?

— Вы не поняли, — сказала я со спокойным достоинством, хотя внутри все клокотало.

— Мои поцелуи не продаются ни за три золотых, ни за десять. Я сама решу, кого наградить ими. И то, что вы сделали сейчас — это низко. Понимаю, что вас ввели в заблуждение мой вид и то бедственное положение, в котором я оказалась, и только поэтому не стану разглашать этот прискорбный случай, но…

— Как ты складно говоришь, — он удивленно поднял брови. — Этому обучают в лавке?

— …но ваше поведение не делает вам чести, — закончила я. — Я осмелилась побеспокоить вас, потому что по мягкосердечию хотела предупредить, когда увидела, что вы общаетесь с господином Сильвани. Он нехороший человек, о нем ходят страшные слухи.

— Я знаю, — резко бросил граф, отходя к окну.

— Тогда… мне здесь больше нечего делать, милорд, — я поклонилась и повернулась к двери, чтобы уйти.

— Эй! Постой, — окликнул меня граф. — Как тебя там?

— Для вашей светлости хватит и этого, — ответила я, уже открывая двери. — Не утруждайте себя, запоминая мое имя. Всего хорошего.

В кухне было жарко, и ароматный пар поднимался от десятка блюд, которые жарились, варились и тушились для графского стола.

— Конфеты надо поставить на холод, здесь они растают, — сказала я поварихе. — На холод, но не на мороз.

Леди Чендлей очень ценила ее, все остальные побаивались. Госпожа Кокинеро всегда говорила, что думает, и никогда не утруждала себя смягчать резкие высказывания, даже если они касались короля и королевы.

Вот и сейчас, забрав сундучок, она привычно заворчала:

— Да уж знаю я, куда определить шоколадные конфеты! Не надо так задирать передо мной свой аристократический нос, леди Бланш!

— И не думала, госпожа Кокинеро, — ответила я учтиво и собралась уходить, но слова поварихи заставили меня задержаться на пороге.

— Еще и конфеты для этой взбалмошной девчонки! Она и так милорду всю душу вымотала, а все ей мало, все подарочков требует… И как только он терпит ее капризы?!

Накинув капюшон, я отправилась в обратный путь.

Снег по-прежнему летел мягкими хлопьями, но сейчас он не радовал меня. Случившееся в графском доме огорчило меня куда больше, чем я хотела бы признать. Впервые неизвестность перед будущим настолько сильно омрачило мое сердце. Даже ели нам повезет, и мы сможем дать за Констанцей и Анной хоть какое-то приданное, и если найдутся женихи для моих сестер, это не значит, что моя жизнь устроится так же. Скорее всего, матушку заберет к себе кто-нибудь из сестер, и я останусь совсем одна. Одинокая женщина — либо женщина падшая, либо ведьма, что еще страшнее. Если одна из сестер не возьмет меня к себе приживалкой, тогда моя дорога лежит лишь в монастырь.

Монастырь…

От этого сердце словно сжимала ледяная рука. Но лучше монастырь, чем продавать свои поцелуи за десять золотых. А граф, похоже, привык добиваться любви девушек — не золотом, так конфетами и подарками… Интересно, кто же та капризная девица, которая истерзала графскую душу?..

Гнев, охвативший меня в доме графа, уже улетучился, и на смену ему пришла усталость. Не телесная, а духовная.

В это день у меня все валилось из рук, так что даже господин Маффино в конце концов не выдержал. Отругав меня за испорченные вишни в ликере, он приказал налить чашку горячего шоколада и посидеть у окошка, любуясь на снегопад.

— Сладости требуют душевного равновесия, — заявил он, занимая мое место у прилавка. — Верни себе душевное равновесие и только тогда берись за них!

Колокольчик звякнул, и в лавку вошел посыльный господина Чендлея.

— Вам как обычно? — спросил хозяин, доставая с полок свежие бисквиты.

— Я к вам с поручением от милорда де Конмора, — важно сказал посыльный и развернул длинный список.

Шоколад в чашке остыл, пока мы с господином Маффино выслушивали, что необходимо приготовить к следующей неделе. Хозяин побледнел, потом покраснел, потом стащил с головы платок и вытер им вспотевшее лицо. Список был ошеломляющим — бисквиты, заварные, шоколад и марципан, и все это в таких количествах, что понадобится нанимать с десяток помощниц.