Илона Эндрюс - Лунная Заводь

— Ты голый!

Такая красивая. Она должна стать моей.

Он затянул дикую сущность внутрь. Нет. Пока рано. У него был только один шанс.

Уильям обошел ее по кругу, выслеживая, пробуя ее запах, наблюдая, как она наблюдает за ним.

— Тебе нравится то, что ты видишь?

Она наклонила голову, рассыпав длинные волосы по груди. Сериза медленно перевела взгляд с его лица вниз до пальцев ног. Она сделала глубокий вдох.

— Да.

Уильям остановился и скрестил руки на груди.

— Нам нужно поговорить.

Сериза поколебалась секунду и села на сено.

— Ладно.

Он прислонился к стене.

— Я родился в Адрианглии. Я родился щенком. Это признак сильного перевертыша.

Она поморщилась.

Он должен был продолжить.

— На следующий день мать отдала меня Адрианглийскому правительству. Меня отправили в специальный приют для таких детей, как я. Первые две недели моей жизни я был слеп и беспомощен, и они не думали, что я выживу. Я выжил, а когда мне исполнилось три года, меня перевели в Академию Хоука.

Она сидела, накинув на колени одеяло, и смотрела на него большими глазами. Он почти ожидал, что она с криком убежит.

— С того времени, как мне исполнилось три года до шестнадцати лет, я жил в одной комнате. Это была голая камера с металлической двухъярусной кроватью, приваренной к полу, и решетками на окнах. Я делил ее с другим ребенком. Мне разрешили три смены одежды, расческу, зубную щетку и полотенце. У нас не было игрушек, и чтение, кроме школьных занятий, было запрещено. Моя жизнь состояла из упражнений, боевых тренировок и учебы. Что было то было.

Он остановился и посмотрел на нее, чтобы убедиться, что она поняла, боясь, что он увидит жалость. Он ничего не увидел. Он не мог читать ее мысли, не мог понять, о чем она думает. Она просто сидела очень тихо и смотрела на него.

— Тебе не обязательно стоять там, — сказала Сериза успокаивающим тоном. — Ты можешь сесть рядом со мной.

Уильям покачал головой. Если он сядет рядом с ней, все будет кончено.

— Я мечтал, что придут мои родители и вытащат меня оттуда. Когда мне исполнилось двенадцать, я ворвался в кабинет, нашел свою папку и понял, что глубоко ошибался. Я никому не был нужен. Никто не придет, чтобы спасти меня. Я был сам по себе. Поэтому я делал все, что было в моих силах. Когда я терпел неудачу, меня высекали и наказывали изоляцией. Когда я преуспевал, меня выпускали на некоторое время на свободу.

— Когда мне было тринадцать, я убил своего первого противника. Когда мне исполнилось шестнадцать, я окончил обучение в Академии Хоука, и подпись на моих дипломных работах служила зачислением в Красный Легион. У меня не было выбора относительно вступления, но если бы он был, я бы все равно выбрал военную службу. Я убийца.

Он устал от разговоров, но ему нужно было выговориться. Воспоминания давили на него, как тяжелый груз, который он не мог сбросить.

— Я рассказывал, что меня отдали под трибунал. У меня ничего нет, Сериза. Ни земли, ни денег, ни статуса, ни чести. Я ненормальный. Быть перевертышем — это не болезнь. Мне никогда не станет лучше. Я всегда буду в дерьме, а мои дети, скорее всего, будут щенками. Ты должна сказать мне, действительно ли ты этого хочешь. Меня с тобой. Я должен знать. Никаких игр, никаких намеков, никакого флирта. Потому что если ты делаешь это для того, чтобы завтра я сражался за твою семью, не волнуйся. Я все равно это сделаю. Даже если ты не хочешь меня, я все равно буду драться, а потом уйду, и ты больше никогда обо мне не услышишь.

Уильям остановился. Он сражался в сотнях стычек, он делал вещи, которые не сделал бы ни один нормальный человек, но он никогда не помнил, чтобы чувствовал такую пустоту по окончании.

Сериза открыла рот.

Если она скажет ему уйти, ему придется уйти. Он сказал, что сделает это, и ему придется это сделать.

— Я люблю тебя, — сказала она ему.

Слова повисли в воздухе между ними.

Она ответила «да». Она любила его.

Цепь, которую он надел на себя, разлетелась вдребезги. Он бросился к ней, обнял, откинул волосы с ее шеи и поцеловал, подняв с пола. Ее руки ласкали его лицо.

— Ты должна была сказать «нет», — прорычал он. — Теперь уже слишком поздно.

— Мне все равно, глупый ты мужчина, — выдохнула она. — Я люблю тебя и хочу, чтобы ты любил меня в ответ.

Она принадлежала ему. Его женщина, его пара. Он поцеловал ее, страстно желая ощутить ее вкус, и она ответила ему быстрым, лихорадочным поцелуем, словно не могла насытиться.

Моя.

Он зарылся лицом ей в шею, вдыхая запах ее шелковистых волос, облизывая гладкую кожу. Она была на вкус как медовое вино, сладкая и пьянящая на его языке, и она опьяняла его.

— Я хочу, чтобы ты остался со мной, — сказала она ему. — Я хочу, чтобы ты остался со мной навсегда.

Какая-то часть его отказывалась в это верить. Ему не должно было так повести. Судьба не награждала его, она пинала его и сбила с ног, раздавив каблуком. Его охватил ужасный страх, что Сериза каким-то образом исчезнет, растворится в воздухе или умрет в его объятиях, и тогда он окажется в своем доме, проснувшийся, одинокий и сломленный, потому что она была всего лишь желанным сном.

— Ты сделаешь это, Уильям? Ты останешься со мной?

Он прижал ее к себе, чтобы она не исчезла.

— Да.

Она гладила его спину, ее тонкие пальцы обводили контуры его мышц, успокаивая, приглашая его. Она поцеловала его в губы, прижимаясь мягкими губами к его губам. Она просунула розовый язычок и лизнула его, поглаживая снова и снова. Он крепко поцеловал ее, пытаясь заглушить назойливые предупреждения в своей голове, и опустил их на сено. Она извивалась под ним, теплая, гибкая и податливая.

Его захлестнуло волнение. Он стянул с нее рубашку и поцеловал ее грудь, посасывая розовый сосок, поглаживая мягкий живот и опускаясь ниже, к сладкому месту между ног. Она замурлыкала. Он бы убил, чтобы услышать этот звук снова.

Она была его парой. В конце концов, он увяз в этом. Она ответила «да», она принадлежит ему, она хочет, чтобы он остался, и если она исчезнет, он проведет остаток своей жизни в поисках ее, и он найдет ее снова.

Она обхватила рукой его член и провела по нему вверх и вниз, пронзая потребность в нем всепоглощающим голодом. Она стала влажной для него, он чувствовал ее запах, и этот запах заставлял его забыть обо всем.

— Я люблю тебя, — сказал он ей.

— Я тоже люблю тебя, — прошептала она, ее бархатные глаза были бездонными и черными.

Он толкнулся в нее, и она застонала.

— НА сене, — пробормотала Сериза. — Мы сделали это на зудящем, вонючем сене. Я не могу в это поверить. Зачем я вообще взяла с собой одеяло?

Он наклонился, схватил одеяло и натянул его на них, прижимая ее к себе.

— Вот.

Она вытащила из волос сухую травинку.