Хлоя Нейл - Занесенный клинок

— Тогда что за дурное предчувствие?

Она пожала плечами.

— Не знаю. Это просто неопределенное магическое предчувствие. Своего рода тревога, я думаю.

— Из-за чего? Откуда?

— Понятия не имею. В этом нет ничего конкретного. Нет даже намека на то, что я могла бы назвать проблемой, или угрозой, или чертовым надвигающимся облаком. — Ее слова набирали скорость по мере того, как росло ее разочарование. — Просто тревога. Катчер меня поддерживает, но я знаю, что он этого не чувствует. И это заставляет меня чувствовать себе параноиком.

— Итак, давай предположим, что ты не параноик. Что может тебя беспокоить? Не Сама Знаешь Кто. — Я не хотела упоминать женщину, которая пыталась контролировать нас.

— Нет, — ответила она. — Прошло четыре месяца, она не показывалась, и город под защитным заклинанием, даже если она вернется. Кроме этого, я не знаю.

Мэллори посмотрела на меня, и беспокойство в ее глазах было еще глубже, чем я думала. Чем бы это ни было, ей это не нравилось.

— Что, если я не могу быть счастлива, Мерит? В смысле, я замужем, и ты выходишь замуж, и за исключением самых тупых в мире охотников за привидениями, нет никакой сверхъестественной драмы. Никаких разборок Речных нимф. Нас не бросили на растерзание мэру или кому-нибудь еще, кто хотел бы использовать нас в качестве политического исходного материала. Я должна быть чертовски рада. А вместо этого… — Она вздохнула и пожала плечами.

Я взяла ее за руку и сжала.

— Мэл, ты самый счастливый человек, которого я знаю. Самый светлый человек — за исключением того периода, когда ты была злой.

— Это не считается.

— И даже тогда ты вылезла из этого. Поэтому, если ты говоришь мне, что что-то не так, я верю тебе. Ты говорила с Орденом по этому поводу? Я думала, вы, ребята, в лучших отношениях.

— Они уже думают, что я чокнутая.

— Ну, а как насчет Габриэля? Может, Стая почувствовала что-то подобное. — Хотя я надеялась, что живущий в Чикаго альфа оборотней пришел бы к нам, если бы думал, что что-то не так.

— Даже не представляю, что могла бы ему сказать. «Гейб, я знаю, что ты занят, будучи горячим, волком и все в таком духе, но весь этот мир и его благополучие заставляют меня нервничать?»

— Тогда у меня официально кончились идеи.

— Значит, ты тоже думаешь, что я чокнутая? — Должно быть, она услышала нарастающую панику в своем голосе, потому что подняла руку. — Прости. Мне жаль. Это просто раздражает меня.

Я обняла ее и сжала.

— С нами все будет в порядке, Мэллори. Все будет хорошо. Я выхожу замуж, и мы с Этаном проведем чудесную неделю в Париже.

— Ты права. Я знаю, что ты права. — Она встряхнула руки, размяла плечи, очевидно, пытаясь расслабиться. — Что произойдет, то произойдет, и нет никакого смысла сейчас об этом беспокоиться. Давай просто веселиться.

— Давай просто веселиться, — согласилась я и чокнулась с ней бокалами.

Потому что, параноик или нет, но нас определенно ждал какой-то сюрприз. Всегда так было.

***

— Итак, дамы! — произнесла Линдси, вставая на стул босыми ногами и стуча по бокалу ложкой. Когда толпа затихла, она обвела взглядом комнату. — Мы достигли, кхм, кульминации сегодняшней Холостяцкой Феерии!

— Сколько у этого названий? — прошептала я Мэллори.

— Кажется, семь? Мы отбросили «Мерит Делает Чикаго» и «Салливан Два: Ресалливация».

— И правильно.

— Колин, — позвала Линдси, давая знак бармену. — Давай.

Верхний свет приглушили, но место на маленькой сцене перед нами освещало единственный черный стул, который стоял перед микрофоном. Начала играть музыка, джазовая песня с игривым, кокетливым ритмом.

Когда Линдси села, чтобы присоединиться к нам, на сцену из закулис вышел мужчина.

Загорелая кожа, темные волосы, темная борода, волосы завязаны в идеальный пучок на макушке. Его глаза были зелеными, ресницы такими же густыми и темными, как его борода, губы растянулись в длинную линию, которая приподнималась в уголке. На нем были джинсы, ботинки и больше ничего. Рельеф его тела сплошь составляли гладкая кожа и твердые, выпуклые мышцы, на его левой руке была сложная одноцветная татуировка.

Помещение погрузилось в абсолютную тишину.

— Ну, — тихо проговорила Марго. — Он… довольно привлекательный.

— Привлекательный, — произнесла Линдси, наклонив голову, пока таращилась на его бицепсы. — И хорошо очерченный.

— Словарь не смог бы определить лучше, — сказала Мэллори, с остекленевшими глазами пялясь на мужчину.

Я поглядела на Линдси.

— Не могу поверить, что ты наняла танцора. Этан убьет тебя. Или меня. Или нас обеих.

— О, дорогая, — произнесла Линдси. — Он здесь не для того, чтобы танцевать.

Тем не менее, с грацией танцора мужчина развернул стул задом-наперед, сел и вытащил из заднего кармана потертую книгу в мягкой обложке. Он посмотрел на меня и улыбнулся.

— Твоя вечеринка?

Я кивнула, внезапно занервничав.

— Круто. Тебе нравится Лорд Байрон [11] Лорд Гордон Байрон, с 1822 года — Ноэл-Байрон, с 1798 года — 6-й барон Байрон (англ. George Gordon Byron (Noel), 6th Baron Byron; 22 января 1788 года, Лондон — 19 апреля 1824 года, Миссолунги, Османская Греция), обычно именуемый просто лорд Байрон (Lord Byron) — английский поэт-романтик, покоривший воображение всей Европы своим «мрачным эгоизмом». ?

Я на самом деле почувствовала, как покраснело мое лицо.

— Конечно?

Рядом со мной хихикнула Линдси, издав звук полного удовлетворения.

Он кивнул и перелистнул несколько страниц.

— Дамы, — произнес он, встречая наши взгляды. А затем, глядя вниз на страницу, он начал читать:

Каждая женщина в помещении вздохнула.

***

Я не уверена, был ли он аспирантом, поэтом, артистом, стриптизером или же блестящей комбинацией всего этого. Но мужчина был знаком с Лордом Байроном и имел понятие о словах. Он использовал нарастание и спад предложений, понимал когда нужно сделать паузу, поднять голову, поймать наши взгляды, улыбнуться. Он различал ударения и скорость, ритмичность и ясность речи. Он был принцем поэзии, и он нас заворожил.

Шампанское откупорили и окунули в блестящие серебряные ведерки со льдом, а затем разлили по высоким, прозрачным бокалам, пока мы слушали, скрестив ноги и восседая на наших стульях.

— Будет лучше, если мы объективируем его тело и его мозг? — спросила Марго, опуская тонкую соломинку в свой джин-тоник, чтобы сделать глоток.

— Мне все равно, — ответила Мэллори. — Он читает красивые слова.

Я не могла бы выразиться лучше.