Хлоя Нейл - Дикий голод

Я падала сквозь проносящуюся тьму. У человека перед смертельным приземлением есть несколько секунд свободного падения. Но для вампира это скорее длинный и ленивый шаг, нежели падение. Возможно, мы сжимаем пространство; возможно, растягиваем время. Я не понимаю физику, но мне нравится ощущение. Это самое близкое к полету, чего я могу добиться.

Первый уровень Эйфелевой Башни шире, чем второй, поэтому мне пришлось спрыгнуть на первый уровень — заставив закричать больше, чем несколько человек — прежде чем достигнуть мягкой травы внизу. Я приземлилась на корточки, крепко держа катану в руке.

Мои клыки удлинились, хищник приготовился к битве. Хоть я этого и не видела, но знала, что мои глаза посеребрились, как это бывает, когда вампиры испытывают сильные эмоции. Это служит напоминанием — людям, добыче, врагам — что вампир не человек, а что-то совсем другое. Что-то намного опаснее.

В нескольких метрах от меня лежали два мертвых человека, их глаза были открыты и смотрели в пустоту, из рваных ран на шеях на траву лилась кровь. Вампиры, которые их убили, даже не стали напрягаться, чтобы укусить, испить. Это нападение произошло не из-за нужды. Оно произошло из-за ненависти.

Я позволила себе лишь мгновение потрясенного ужаса — лицезрения того, как быстро погасли две жизни — прежде чем в воздухе снова расцвел запах крови, распускаясь, как лепестки багрового мака.

Я оглянулась.

Вампир опустился на колени перед человеческой женщиной. Ей было слегка за двадцать, у нее была бледная кожа, светлые волосы и ужас в глазах. Вампир был еще бледнее, под его одеждой по синим венам перекачивалась кровь. У него были короткие и пепельно-светлые волосы, серебристые глаза. А нож, который он держал над грудью женщины, был покрыт чьей-то кровью.

Гнев возрос, горячий и сильный, и я почувствовала, как внутри зашевелился монстр, пробужденный мощью эмоций. «Но я все еще в Париже. И здесь я все держу под контролем ». Я затолкала его обратно, отказываясь выпускать на поверхность.

— Arrête! [12] Стоять! (фр.) — крикнула я и, чтобы подчеркнуть приказ, выставила перед собой позаимствованную катану, серебряное лезвие отразило огни Эйфелевой Башни.

Вампир зарычал, его губы скривились, показывая пару очень острых клыков, в его глазах горела ненависть. Я его не узнала, и сомневаюсь, что он узнал меня, не считая того, что я вампир не из его Дома — и это делало меня его врагом.

Он поднялся, отходя от человека, как будто она не более, чем мусор, который он оставил после себя. Костяшки вокруг его кола побелели, рука была напряжена и готова.

Освободившись из его захвата, человек бросила взгляд на мои посеребренные глаза и закричала, а потом начала отползать от нас. «Она выживет — если я смогу перевести его внимание на себя».

Вампир одной рукой отшвырнул мою катану, другой нацелив в меня кол.

Может, я и молода для вампира, но хорошо подготовлена. Я подалась назад, уводя нас обоих от человека, и ударила ногой. Я попала ему по руке, отправляя кол в полет. Он устоял на ногах и поднял кол. Не испугавшись, он пошел на меня. На этот раз удар ногой нанес он. Я заблокировала его, но из-за силы удара моя рука запульсировала болью.

Он сделал выпад колом в мою сторону, как фехтовальщик рапирой.

Из-за этого движения на его правой руке от чего-то золотого отразился свет. От перстня, увенчанного звездчатым рубином — и символом Дома Сен-Жермен.

Сомневаюсь, будто это просто совпадение, что вампиры Сен-Жермена напали на главный символ Парижа всего через пару ночей после того, как подверглись нападению со стороны парижского Дома. Хоть я и понимаю, почему они хотят отомстить, держа в страхе и убивая людей, но это неправильно. Несправедливо делать из наших проблем их проблемы.

Я рванула назад, чтобы увернуться от кола, а потом нанесла удар катаной, когда он снова начал наступать.

— Тебе следовало оставаться в Кале, — сказала я по-французски и не получила никакого ответа, но в его глазах появился блеск. Он крутанулся, чтобы уклониться от этого удара, но мне удалось порезать ему руку. Воздух наполнил запах крови, и мой желудок сжался от внезапного голода и потребности. Но игнорирование этого голода было одним из первых уроков, которые мне преподали родители. Для питья есть свое время и место, и сейчас не оно.

Я замахнулась ногой, отчего он отскочил назад, а потом нанесла удар ногой с разворота, который отправил его на колени. Он схватил меня за ноги, перенеся свой вес так, чтобы мы оба упали на траву. Катана выкатилась из моей хватки.

Я ударилась головой о землю, и потребовалось мгновение, чтобы понять, что он перелез через меня и схватил кол. Он поднял его, его глаза заблестели в свете ярких цветных огней, которые отражались на траве от сверкающего памятника позади нас.

Я посмотрела на этот кол — подумав о том, что он может сделать и что почти наверняка со мной сделает — и мой разум стал абсолютно чистым. Я видела его, слышала кровь, стучащую в моих ушах, и не имела ни малейшего представления о том, что мне нужно делать, словно адреналин закоротил мне мозг.

К счастью, по ту сторону страха, и под ним, был инстинкт. И мне не нужно было думать о том, что может подкосить мужчину. Он может быть бессмертным, он может быть вампиром. Неважно. Этот прием подходит для всех.

Я ударила его коленом в пах.

Он застонал, наклонился вперед и упал на траву, свернувшись и закрывая свое мужское достоинство.

— Мудак, — пробормотала я, моя грудь вздымалась, когда я поднялась на ноги и пнула его, а потом добавила сзади по ребрам, чтобы заставить его по-хорошему остаться там.

Прибежали двое охранников, посмотрели на меня, потом на него.

— Элиза Салливан, — представилась я. — Дом Дюма. — Большинство вампиров, которые не являются Мастерами, используют только свое имя. Я — исключение, поскольку для ребенка нецелесообразно иметь только одно имя.

Они кивнули, изъяли кол и отправились надевать на вампира наручники. Я подняла катану, вытерла лезвие о штанину и отважилась осмотреть поле вокруг себя.

Двое других вампиров Сен-Жермена были живы, оба стояли на коленях, заведя руки за головы. Я не видела других, и если они не сбежали, что казалось маловероятным, их, вероятно, уничтожила Полиция Парижа или охрана Эйфелевой Башни. Превратились в кучки пепла из-за смертельной встречи с осиной.

Люди толпились на периферии парка, где Полиция Парижа устанавливала ограждение.

Некоторые люди, которые пережили нападение, помогали другим. Остальные же стояли с широко раскрытыми глазами, дрожа от шока и страха. А многие вытащили свои экраны, чтобы заснять видео побоища. Вероятно, наблюдал весь мир, хотели они это видеть или же нет.