Ольга Куно - Институт идеальных жен [litres]

Внезапно Амелия ущипнула меня за ногу, да так больно, что я чуть не вскрикнула, нарушая тем самым всю конспирацию. Но все-таки сдержалась и сердито воззрилась на подругу. Та скосила глаза, указывая мне на жрецов. Я осторожно повернула голову… и оторопела. Фигуры стоявших к нам спиной служителей храма кого-то напоминали, но я бы списала это на разыгравшееся воображение. Однако начищенные до блеска сапоги для верховой езды, видневшиеся из-под монашеского одеяния, были реальными, равно как и едва заметные под рясами очертания шпаг. Сердце заколотилось.

Строгий голос мисс Маргарет возвратил меня к реальности.

– Девушки, вам пора исповедаться.

Мы с Амелией послушно поднялись и неспешно двинулись по проходу, с двух сторон от которого тянулись ряды скамей.

– Ты налево, я направо! – хищно шепнула Амелия, и я осторожно кивнула.

Этьен был немного ниже Рейнарда и уґже в плечах, так что понять, какое место занял каждый из кузенов, было несложно.

Я прошла в исповедальню и опустилась на колени на узкую скамеечку, специально предназначенную для этой цели. От соседней кабины меня отделяла тонкая стенка и квадратное решетчатое оконце. При этом решетка была настолько частой, что рассмотреть того, кто сидит по соседству, не вышло бы при всем желании.

– Этьен, я знаю, что это ты, – проговорила я, прежде чем он успел бы начать морочить мне голову. Если, конечно, собирался.

Молчание, в действительности непродолжительное, показалось мучительно долгим.

– Ты умеешь видеть сквозь стены? – с вынужденным смешком спросил Этьен, и от звучания его голоса у меня зашлось сердце.

– Нет, – ответила я, стараясь никак не выдать своего волнения. – Просто наша общая знакомая наблюдательна, а ваша обувь не слишком вписывается в традиционный наряд жреца.

Слово, невольно слетевшее с губ Этьена, столь же мало вписывалось в окружающую обстановку. Вряд ли стенам исповедальни прежде доводилось слышать подобное.

– Я просто хотел с тобой поговорить, – поспешил оправдаться он. – А в ваш пансион иначе как штурмом не прорвешься.

– Это правда, – улыбнулась я. – Но, Этьен, поверь, в разговоре нет необходимости.

– Послушай, Мейбл, – настойчиво перебил меня он. – Все не так, как кажется. Я знаю, сейчас ты думаешь… да бог знает что ты обо мне думаешь! Что я игрок, мот, да к тому же еще и отравитель. Но на самом деле всему этому есть другое объяснение. Ты просто должна меня выслушать.

– Я ни секунды не сомневаюсь, что объяснение есть, – настала моя очередь перебивать. – Но это неважно. Что бы ты ни поведал, это не имеет никакого значения. Нет, послушай, Этьен! – Я слегка повысила голос, поняв, что он собирается что-то сказать. – В конце концов, именно ты находишься сейчас на месте человека, первостепенная цель которого – выслушать. Не думай, будто я перечеркнула все что было. Я бесконечно благодарна тебе за помощь, которую ты оказал мне в трудную минуту. Те дни, которые мы провели вместе, навсегда останутся в моей памяти. Это были лучшие дни в моей жизни. И я никогда – слышишь, никогда! – не предам тебя. Никто не узнает ни о женщине, которая должна была вкусить белого порошка, ни о карточном игроке, таинственным образом исчезнувшем из «Оазиса». В этом ты можешь быть совершенно уверен. Но, Этьен, существует черта, которую я не в силах перешагнуть. По какой бы причине ты все это ни делал, я не могу быть рядом с человеком, способным на подобное. Поэтому прости, но не надо больше искать со мной встреч. Только если с тобой случится беда и понадобится помощь. Но до тех пор прощай. Да хранит тебя Бог!

Я вылетела из исповедальни в слезах. Полагаю, наставницы были уверены, что на сей раз я воистину покаялась в своих грехах.

Рейнард прикрыл за собой резную дверь и огляделся, насколько это можно было сделать в той крошечной клетушке, где он оказался. По размеру эта часть исповедальни не отличалась от соседней, предназначавшейся для прихожан. Только здесь вместо низкой скамеечки для коленопреклонения имелась обычная, на которую можно было сесть. Для удобства жреца также прилагалась подушка. Рейнард сделал вывод, что находиться на этой половине значительно удобнее.

Прошло совсем немного времени – и шорох юбок возвестил о том, что одна из девушек также вошла в исповедальню. Вот только которая?

– Я хочу покаяться, отче.

Звук этого голоса несказанно порадовал графа. Конечно, он был готов к тому, что может появиться Мейбл и нужно будет говорить именно с ней. Даже постарался подобрать нужные слова. Но сразу же объясниться с невестой – это значительно лучше.

– Я согрешила, – продолжала та.

Следовало, конечно, первым делом во всем признаться, но столь горячее желание исповедаться, казавшееся ему совершенно нехарактерным для Амелии, заставило Рейнарда изменить тактику.

– Слушаю тебя, – следовало добавить «дочь моя», но уж в роли дочери Рейнард хотел видеть Амелию меньше всего. Хотя… мысль о том, что у него будет дочь с огромными черными глазами и взрывным характером, показалась весьма интересной. Особенно же интересным было, что должно предшествовать рождению дочери.

– У меня очень много грехов, – тем временем вдохновенно произнесла девушка. – Я даже не знаю, с которого из них лучше начать.

– Начни с того, что представляется тебе самым важным, – предложил «святой отец», выныривая из своих не слишком благопристойных мыслей.

– Это тоже трудно. – Рейнард живо представил, как она хмурит брови, а на лбу появляются вертикальные морщинки. До боли в пальцах захотелось провести по ним рукой, разглаживая смуглую кожу. – Вот, например, очень тяжелый грех. Чревоугодие. Я очень люблю шоколадные конфеты. Могу за один раз съесть целую коробку!

Граф Аттисон с трудом подавил смешок.

– А это отражается на твоей фигуре, дочь моя? – приглушенным голосом спросил он.

– Нет, – с гордостью, не слишком уместной во время исповеди, ответила девушка.

– В таком случае не печалься. Раз ты ешь конфеты и не толстеешь, стало быть, Создатель не гневается на тебя за эту слабость, – милостиво изрек Рейнард.

– Вот как? – Амелия задумалась и наверняка прикусила губу. – Да, наверное, вы правы, святой отец…

– В любом случае будь осторожна, ведь кто-то может и воспользоваться этой слабостью, – наставительно произнес Рейнард.

– О, спасибо за совет! Но это не единственный мой грех, – продолжала Амелия. – Два года назад я совершенно неподобающим образом залезла на дерево, чтобы снять с ветки котенка.

– Котенок это пережил?

– Да. Теперь он живет у нашей кухарки.

– Тогда это не грех, а, наоборот, благородный поступок! – Рейнарду начинала нравиться эта игра. Было что-то забавное и по-детски наивное в том, как Амелия перечисляла свои проказы.