Наталья Чернышева - По образу и подобию [СИ]

— Вы так легко говорите, — отозвалась мама на эти слова. — Ошибки, жертвы прогресса. Но они же ведь живые люди. И этот ходячий генератор неприятностей наверняка не просил вас о такой жизни!

— Познать неизведанное без потерь невозможно. Всё, чем вы владеете сейчас, госпожа Свенсен, все блага нашей цивилизации, начиная от ватерклозета заканчивая современными паранормами — оплачены кровью и разбитыми судьбами. Так или иначе. Но что такое одна человеческая жизнь и что такое жизнь всего Человечества?

— Жизнью всего Человечества можно оправдать что угодно, — непримиримо отрезала мама. — Какие угодно преступления.

Ольмезовский тихо вздохнул. Ему очень сильно хотелось высказаться, возможно, даже и в непечатной форме, о бытующих в народном фольклоре версий Сумасшедшего Учёного разной степени негативности. Байки рассказывались одна другой страшнее и краше, миф оказался невероятно живучим от того, что попал точно в центр коллективных страхов, связанных с самим фактом существования Института Экспериментальной Генетики в пространстве. Но сказал профессор совсем другое:

— Ребёнок-прайм приравнивается в правах к кровным. Его создатель несёт ответственность за творение рук своих до конца своей жизни. Это стимулирует, знаете ли, делать свою работу хорошо. Какой родитель не желал бы вырастить умного, здорового и полноценного сына?

— Но ошибки у вас всё равно случаются!

— Мы не боги, — сухо ответил Ольмезовский, и отвернулся к окну, давая понять, что разговор окончен.

Мама фыркнула, не соглашаясь, но не стала продолжать.

— У тебя хорошо получается, — сказала врач Алёне. — Не думала пойти к нам на практику?

— У меня низкий индекс…

— А нам высокие показатели индекса Гаманина не так важны, — объяснила женщина. — Другие совершенно критерии.

— Мама хочет, чтобы я продолжила её дело, — ответила Алёна.

— А жизнь твою за тебя прожить она не хочет? — спросила врач.

— Вам что за дело? — хмуро осведомилась Алёна.

Очень уж она не любила, когда кто-то цеплял маму. Сверстники огребали по морде, взрослые получали фунт презрения, хамство или грубость, на выбор.

— Мне? — врач пожала плечами. — Никакого…

«Вот и сидите ровно», — хотела было ответить Алёна, но машина резко пошла на снижение, уши заложило, и злые слова пришлось проглотить. Может, и к лучшему. Мама бы не похвалила.

В реанимацию, ясное дело, не пустили. Алёна упрямо заявила, что будет ждать результатов. Врачи пообещали выйти и рассказать… где-то часа через три. Что там можно было делать целых три часа, оставалось только гадать. Ольмезовский ушёл.

Он не мог позволить себе тратить три часа на бесплодное ожидание. Ушёл к себе в лабораторию, работать, как он сказал. Через три часа обещал вернуться.

Мама нервно прошлась по короткому коридору. И ещё раз. И ещё. Большое панорамное окно выходило на шагающие за горизонт белоснежные пики горного хребта. На полу слева и справа от окна стояли кадки с кактусами, кактусы цвели крупными белыми цветами на длинной ножке, разбавляя неистребимый больничный запах сладковато-пряным ароматом.

Мама спросила:

— Когда ты познакомилась с Тимом?

— Несколько дней назад, — ответила Алёна.

Фразу «когда ты этого Огнева привела!» она прикусить успела. После той безумной ночи с концертом в память о погибшем друге что-то сдвинулось в ней, причём безвозвратно. Алёна больше не могла говорить об Огневе «этот». Наоборот, начала его уважать. Не формально, только лишь из вежливости, а по факту.

— Почему ты назвала Тима Тридцать Три Несчастья? — спросила Алёна. — Мам, ты вообще спокойно к самым разным людям относишься, а тут тебя что-то повело. Почему?

— Почему? — мама стиснула пальцы. — Я тебе расскажу! Этот Тим действительно приносит несчастье. Стоит всего лишь его увидеть, и неприятности тебе гарантированы! Как чёрная кошка на дороге. Только чёрная кошка приносит беду лишь тем, кто в неё верит. Налицо, так сказать, случай ментального самопрограммирования — психика подгоняет события под однажды заданный шаблон.

А в Тима хоть верь, хоть не верь — результат один. Он таскает за собой проблемы и беды как змея собственный хвост. Такова его паранорма. А ты говоришь, что знаешь его вот уже несколько дней!

— И ничего не случилось, — буркнула Алёна.

— Как же, ничего. С подругой кто поссорился? У кого аттестация на носу с низкими результатами?

— Мама! Я же ещё ничего не сдала, откуда ты мои результаты знать можешь!

— Да оттуда, что вместо подготовки ты в игрушки по ночам режешься, — жёстко заявила мама. — Ты даже прятаться перестала уже! Захожу в комнату, там заставка аэросладжа, во всей красе, с полным отчётом по времени. Совесть где, дочь?

— Прости, — разозлилась Алёна, — но уж в аэроспадж меня не Тим погнал!

— Какая разница, — отмахнулась мама. — Главное, ты его увидела. И не просто увидела, начала общаться! Привела в дом. Всё, нам конец. Можно смело заворачиваться в простыню и ползти в крематорий!

Мама с размаху села на ближайшую лавочку, поставила локти на колени и упёрла кулаки в лоб.

— Я его увидела перед последней своей командировкой в Идилиб, — сообщила она. — Он заяви лея к нам на базу, и тоже бред всякий нёс, а потом отключился, вот как примерно сейчас. Что в Идилибе произошло, ты знаешь. Сколько наших там погибло…

— Совпадение… — неуверенно выговорила Алёна.

— Таких совпадений зафиксировано столько, что статистику засекретили, — от греха, — горько сказала мама, не поднимая головы. — Я боюсь за тебя, Элен, — призналась она через мгновение.

Алёна села рядом, приткнулась щекой к маминому плечу, вдохнула бесконечно родной запах — жасмин, гвоздика, полынь, бергамот, лесные травы… Мама обняла её, прижала к себе так, будто уже теряла, безвозвратно и навсегда.

— Мам, — сказала Алёна, — а может, ты просто веришь в чёрную кошку, а? Тим — хороший. Правда, хороший! Честное слово.

— Влюбилась? — понимающе спросила мама.

Алёна качнула головой и вдруг спросила со внезапной надеждой:

— А это можно посчитать за беду?

— Твою влюблённость в парня-прайма с самой страшной паранормой из всех, что я знаю? — уточнила мама. — Возможно.

— Ты будешь запрещать нам встречаться, — сказала Алёна. — Я буду беситься. Мы будем ссориться и мотать друг другу нервы… А?

Мама долго молчала, не разжимая рук.

— Будь осторожна, Элен, — сказала она наконец. — Пожалуйста. Просто будь осторожна и внимательна. Верь интуиции своей. Если что-то тебе не нравится, не хочется делать или настроение вдруг пропало, — это повод насторожиться. Это повод насторожиться всегда, а теперь и подавно. Обещаешь?

— Да, мам, — сказала Алёна с облегчением. — Обещаю…