Наталья Чернышева - Голоса прошлого [СИ]

Появление потомства почти всегда инициировало паранормальный срыв, если к такому срыву уже имелись предпосылки. Грозное явление, известное почти с самого начала возникновения психокинетичесих паранорм, но очень слабо изученное. Связь между сверхспособностями и зародышем, едва начавшим деление, до сих пор не могли объяснить учёные. Но она была. И приводила иногда к печальным последствиям. Как в данном случае.

***

Гости разошлись ближе к утру. Дом угомонился и спал. Не спалось только мне. Я извертелась в постели, ни в одном глазу сна нет, хоть плачь. Тогда потихоньку встала, стараясь не потревожить мирно сопящую рядом Нохораи, и вышла в коридор, а оттуда – на крытую веранду за бальной залой. Здесь было прохладно, но не до полного некомфорта, и лежали на мягких пуфиках клетчатые шерстяные пледы. Я взяла два, завернулась в них, подтянула пуф поближе к широким, во всю стену, окнам, забралась на него с ногами и стала смотреть в ночь. Свет на веранде включать я не стала, достаточно было света от уличных фонарей и по– весеннему светлого неба. Ветра не было, деревья стояли как часовые, воздевая вверх усыпанные цветами ветви. Падал снег, сухие ледяные искорки танцевали вокруг фонарей, опускаясь на землю. Сплошной снежный покров там и сям разрывали проплешины, в проплешинах спали первоцветы, согревшие землю токами своей жизни. Весна ледяного века…

Я скорее почувствовала, чем услышала, за спиной чьи– то шаги. Обернулась. Андрей.

– Что ты так рано? – спросила я.

– Не спится, – коротко объяснил он. – Пришёл посидеть. А здесь ты…

– Давай посидим вместе, – предложила я.

Он кивнул, ногой подвинул второй пуф, сел. Свет из окна прочертил его профиль яркой линией. Я вдруг подумала, что знает он всё про своего старшего брата. И что два дня назад не стало Насти, а в конце зимы – матери. Многовато смертей для одной семьи. Но они же все так живут, разве нет?

– Как вы живёте? – вырвалось у меня. – Как можно жить, зная… и не сойти с ума?

Он пожал плечами. Сказал:

– Мы живём.

– Разве это жизнь?

– Жизнь, – кивнул он и добавил:– Её могло ведь и не быть, даже такой. Жизнь лучше, чем не– жизнь.

– Лучше, чем не– жизнь, – повторила я потерянно.

Он вдруг коснулся пальцами моей щеки, невесомо и вместе с тем нежно. Стёр влагу, сразу же убрал руку, словно испугавшись, а я плакала, оказывается, сама не замечая собственных слёз.

– Не жалей нас, Энн, – серьёзно сказал младший Жаров. – Мы – живём. Могли бы не жить.

– А кому от этого легче? – горько спросила я.

Он снова пожал плечами. Никому. Но жизнь лучше не– жизни.

Нет, надо было что– то делать. Надо было что– то срочно делать, работать, искать решение, даже если всю жизнь придётся искать и работать, потому что иначе нельзя, потому что иначе нельзя совсем.

– Ане сказала, что останется, – сообщил Андрей, будто мысли мои прочитав. – Сказала, пойдёт в Тойвальшен– Центр учиться. На генетика.

– Но она же очень хороший нейрохирург…– начала было я.

И замолчала. Сколько хороших хирургов в Федерации? Не миллион и даже не десять, если брать общую численность составляющих Федерацию народов. А хороших генетиков? Хороших генетиков меньше…

Андрей молчал тоже. Так мы сидели и молчали, не касаясь друг друга, пока утреннее Солнце не зажгло в обледеневших за ночь ветвях оранжево– розовую радугу.

Санкт– Петербург, Старая Терра, локальное пространство Солнца, Земная Федерация, двадцать девять лет назад

В клинике меня ждал сюрприз! Ане, сама того не зная, преподнесла мне подарок, обратившись за поддержкой в Номон– Центр именно к тому, кого я прекрасно знала, с кем вместе работала под началом профессора Таркнесса. Итан– нееш Малькунпор, собственной персоной! Его смуглая, в мелкую светлую клеточку как у всех тамме– отов, физиономия, сияла как надраенный сапог. Он тоже очень рад был меня видеть.

Геля Гартман отреагировала на экзотичную внешность доктора Малькунпора ожидаемо агрессивно.

– Это ещё что за чучело? – злобно осведомилась она, адресуясь ко мне.

Я ощутила укол вины. Все те дни, что я прохлаждалась в Отрадном, Геля провела под дверью реанимационной, что не добавило ей мягкости и доброты. Я в растерянности оглянулась на Итана, не зная, как реагировать. А он был великолепен.

– Профессор Малькунпор, ведущий целитель Номон– Центра, – представился он, – приятно познакомиться.

– Ближайший родственник пациентки, – пояснила я.

Итан кивнул мне, а Геле сказал примерно следующее:

– В ближайшее время мы сообщим вам о состоянии вашей сестры. Пока нам необходимо провести осмотр…

– Дело не безнадёжное, – сказал он мне после осмотра. – В общем, вы с доктором Ламель сделали всё верно, осталось теперь собственно провести коррекцию. Держи, – он протянул мне терминал карманной книги. – Мои последние разработки, вникни, пригодятся. Два дня тебе на изучение. Бездна, Энн, как я рад тебя видеть!

Я тоже радовалась. Удивлялась теперь, как это раньше я Итана терпеть не могла, до зуда в ладонях. Теперь я радовалась, что вижу его, живого и невредимого. Он тогда уехал на стажировку, и должен был вернуться в день штурма Менлиссари, но опоздал на рейсовый, метался в поисках подходящего корабля, и как назло, все, идущие в локаль Ратеене, либо опаздывали, либо ставили дату отбытия слишком далеко от желаемой. Повезло. Повезло, Итан был уже на высших ступенях второго телепатического ранга, локальный обрыв инфосферы Менлиссари он бы не пережил. Как не пережил его учитель, профессор Таркнесс.

Потом мы сидели в рекреационной зоне, пили кофе и Итан делился своими планами:

– Разрабатываю сейчас новую коррекцию, касающуюся как раз лечения разных видов прогерий. Мне удалось восстановить последние наши данные… помнишь, по девочке у матери из движения «Назад к природе»? Как её… Элизабет Уоррен. Всё это в теоретической части уже готово, а вот на практике… Ну, в моей книге, что я тебе дал, это есть, прочтёшь, повторяться не стану.

– Итан, – тихо сказала я, – где же ты раньше был?

Я рассказала о Насте Жаровой, о том, что можно было попробовать начать с неё…

– Терминальная стадия? – спросил он.

– Да.

– Не совсем годный пример. Всё– таки эту дрянь желательно захватывать в самом начале. Но здесь полная планета пирокинетиков, я думаю, мы легко соберём первую тысячу для испытаний.

В его словах я вдруг отчётливо услышала акцент Шаттирема ак– лидана, и мне стало очень не по себе. Но мы же действуем открыто, подумала я. Мы же всегда информируем. Мы никого не принуждаем силой. Мы не препятствуем, если человек пишет отказ! Хотя иной раз может быть и надо воспрепятствовать, особенно когда дело касается детей…