Наталья Чернышева - Голоса прошлого [СИ]

Вообще, когда изучаешь докосмическую эпоху Старой Терры, особенно в контексте развития генной инженерии и возникновения существующих ныне паранорм, шевелятся волосы от ужаса. Сопоставимо с масштабом научных изысканий Шаттирема Шокквалема. Наивная, я тогда верила, что те методы и средства сейчас, у нас, невозможны в принципе. Мы – другие, мы – лучше, разумнее, гуманнее, цивилизованнее…

Мне здорово мешало отсутствие допуска в инфосферу. Коллеги общались между собой телепатически, а мне всё приходилось разжёвывать, мучиться с терминалом и линзами, шлёпать языком, рассказывая и объясняя, так, что на языке в самом скором времени должны были проявиться и лопнуть самые настоящие мозоли. В конце концов, Итан не выдержал и прямо спросил, собираюсь ли я восстанавливать доступ.

– Это ты перворанговый, – огрызнулась я, устала ведь, как не знаю кто. – Это у тебя я должна спрашивать, похоронили вы меня пожизненно или надежда есть.

Мы как раз сидели в рекреационной зоне за обедом; работа шла напряжённая, и потому даже во время еды обсуждали нюансы, не желая терять время. Итан задумался, можно сказать, даже завис. Большая редкость, обычно общение с инфосферой протекает стремительно, а здесь, видно, спор возник нешуточный, и я даже немного воспряла надеждой: а вдруг?!

– Нет, – с огромным сожалением сказал он. – Надежды нет. Увы…

Я сникла. А чего ещё ты ждала, Ламберт? Мне предоставили аргументы, я сама сочла их убедительными. Ладонь Итана как– то сама собой оказалась вдруг на моём плече:

– Бедная… через что тебе пройти пришлось… Почему же ты не рассказала? Мы уже столько времени работаем вместе…

Я отодвинулась. Сказала зло:

– Я забыть это хочу как страшный сон. И почти забыла уже, если бы ты не напомнил. И не бедная я!

– Ладно, не ершись, – мирно сказал Малькунпор. – Может быть, сходим вечером куда– нибудь развеяться? Покажешь мне Старый Город. Я там ещё не был, никак не получается. Да и одному бродить неинтересно.

– Вечером я с дочерью, – ответила я, предложение мне не понравилось, и Старый Город я уже видела, и вообще.

– Ты можешь оставить её на ночь, ясли ведь круглосуточные.

– Не могу, – отрезала я. – Не начинай, Итан!

– Но почему? – спросил он прямо. – Ты молода и одинока, я тоже. Почему нет?

– Потому что нет.

– Всё ещё любишь этого Севина? – обозлился он. – После того, что он с тобой сделал! Никогда не понимал этой вашей высокой женской жертвенности! Грудь, так сказать, на алтарь ради какого– нибудь мерзавца, который…

– А вот Артёма Севина я ещё с тобой не обсуждала!– я резко встала. – Иди ты в пень, доктор Малькунпор. Не лезь.

– Ладно, не бесись, ну, куда же ты? Я глупо сказал, прости. Сядь хоть доешь, голодная же…

– Плевать.

Я ушла. День был испорчен основательно. Итан, светило ты наше паранормальной медицины, великолепный учёный, целитель из Номон– Центра, какая же ты отменная задница. Всегда был задницей, ещё на Мендиссари, и задницей остался. Герой– любовник, твою– то клетчатую мать! Я подумала, что пора уходить из проекта, я уже сделала, что могла, связала в единое целое наработки наставника, изыскания Итана и свои собственные интуитивные догадки, а работать с Итаном дальше невозможно, он свои штучки не оставит. И, в конечном счете, либо мы переспим, либо я его убью. Ставлю на второе! Вообразить его в своей постели… бррр. Не потому, что тамме– от, а потому что – задница.

Мне не нравилось, как он рассуждал, манера его разговора бесила.

– Мы, – говорил, – войдём в историю! О нас напишут в учебниках. Мы…

И так далее и тому подобное. Сихранав скептически улыбалась, но помалкивала. Она вообще озвучивала своё мнение строго по запросу, то есть, только тогда, когда её прямо спрашивали. Если не спрашивали, молча слушала. И принимала к сведению. А вот Эльвира Званцева смотрела Итану в рот с восхищением. Эти двое очень быстро расширили своё общение за пределы госпиталя. И если её я понять могла, всё– таки тамме– от в здешних краях – горячая экзотика, причём, – будем справедливы!– такой умный и такой блестящий, как Итан. А вот его – хоть убей. Вроде бы он ко мне клинья подбивал. Комплименты, случайные прикосновения, взгляды, шуточки и подначки, весь список. Но как можно охмурять одну девушку, укладывая в свою постель другую и ничуть того не скрывая? На что он надеялся?

***

Несколько дней спустя Сергей Семёнович устроил мне головомойку. Он требовал соблюдать канон, возникший по первым результатам работы. То есть, проводишь коррекцию строго по схеме, шаг вправо, шаг влево, прыжок на месте, бурение под землю – расстрел. Я возражала.

– Сергей Семёнович, – возмущалась я, – я могу больше! Вот именно эта конфиграция слишком слаба для меня. Смотрите, я уже пробовала и мне так намного комфортнее, а главное, лучше результат, лучше прогноз...

Я горячилась, показывала свои варианты, стремясь доказать свою правоту. И ведь я на самом деле была права, он знал это! Не мог не знать, не мог не видеть. И тем не менее, требовал стоять на месте!

– Ламберт, – говорил он, – не меряй по себе! Ты – уникум с нестандартными спецификациями. Тебе легко делать, как ты говоришь, но это – только тебе. Смотри, вот это, – и показывал, что именно, – забирает слишком много энергии...

– Не критично же забирает!– возмутилась я.

– Не перебивай старших, – сурово приказал он. – Слушай молча. Тебе некритично, другим – критично. Наша задача – подогнать схему под общие правила. Чтобы воспользоваться ею мог любой, а не только гипер, как ты. Любой, понимаешь? Любой ординар!

– Вы говорите так потому, что у вас самого не получается, – дерзко высказалась я. – Вы под себя подогнать хотите!

Он покачал головой, посмотрел в потолок, сдерживаясь. Выдохнул. Затем продолжил среди меня воспитание:

– Я хочу распространить способ и метод лечения прогерии Эмм Вильсон по возможности широко. Чтобы эту вашу с Малькунпором коррекцию мог включить в свой арсенал любой целитель, хоть даже и самой последней, седьмой, категории. Сколько пациентов можешь спасти ты? В одиночку. Тысячу, две тысячи, семь? А если вас будет сто тысяч? Считай порядок, Ламберт. С арифметикой дружишь? Считай!

Он был прав, умом я понимала это. Но мне так хотелось пойти дальше, раздвинуть пределы, встать на грань и посмотреть, что можно выжать из граничных условий! Проблема захватила меня целиком. Впервые после гибели наставника я чувствовала настоящий азарт исследователя, ощущала, что могу сдвинуть и непременно сдвину любые горы...

Сихранав выслушала мою жалобу, пожала плечами. И сказала:

– Доктор Девлятов прав, Энн. Прав именно он. Подумай немного сама, и ты поймёшь, почему.

И она туда же!

Легче получить прощение, чем разрешение. Я всё чаще стала пользоваться этой волшебной формулой, чтобы получить необходимые экспериментальные наработки. Сергей Семёнович выходил из себя каждый раз при любой попытке отклониться от заданного им курса. Кричал, топал ногами, обзывал упёртой дурой. Я молча слушала, кивала, смотрела в пол. На том и оканчивалось.