Лана Волкова - Жена навеки (...и смерть не разлучит нас)

— А ты думаешь, тебя дома с распростертыми объятьями встретят? Или забыла, как пращей стреляли, не заботясь, что могут в тебя попасть? А если твои родичи теперь сочтут, что ты заколдована глотта, и убьют?

— Все не с тобой миловаться, — буркнула я, но про себя не была так в том уверена. Жить-то хотелось. Я уж и сама не понимала, как это я себя стеклом полоснуть собиралась… Но знала — приблизится ко мне глотта, смогу опять!

— Уговор мой таков. Ты остаешься в моем доме. Не пытаешься сбежать. Носишь мое имя, участвуешь во всех торжествах, где мне нужно присутствие жены. Учишься нашему языку и культуре. А я не принуждаю тебя ложиться со мной. Если ты того сама не захочешь.

— Захочу?! Да шишигу я захочу! Никогда тому не бывать, не надейся!

Глотта развел руками.

— Не бывать так не бывать. Решать тебе. Мне от тебя нужно только лишь, чтобы ты вела себя прилично и не отвергала наши устои, старалась следовать им. И если через год ты не надумаешь остаться, я тебя отпущу.

— Отпустишь?!

— Даю слово. Могу вернуть тебя обратно в деревню. Или пристроить здесь, если наша жизнь тебе понравится.

Никогда, никогда мне не понравится жизнь у глотта! Но если муженек обещает не трогать меня… потерплю эту жизнь. А заодно… заодно исполню Крамов завет — разведаю о них побольше. Где какие слабинки. Чтобы хевья знали, куда ударить.

— Согласная я!

— Хорошо. Договорились. Еще одно условие. За этот год ты не будешь с другим мужчиной. Мое кольцо продолжит оберегать твою девственность.

Я скрипнула зубами. Вот же ж хра поганый! Девственность мою оберегать собрался.

— Но через год снимешь!

— Если сама не передумаешь.

— Ладно, глотта. Проторчу я с тобой год. А потом отпустишь, как обещал.

— Да. И, Лесс. Называй меня Нолгар. Это входит в условие приличного поведения.

Нолгар-хренолгар. Ладно, назову как хочет. Хоть горшком, а потом в печку засуну! Чтобы жизнь медом не казалась.

— Так и быть, Нолгар. Уходи теперь, коли уговор.

Он улыбнулся. Впервые увидела его улыбку… удивилась даже. Он даже не такой страшный стал.

— Уйду с тобой вместе. Нас ждут на свадебном пиру. Исполни уговор и спустись со мной в трапезную, как подобает супруге.

Я скривилась, но сквозь зубы процедила:

— Ладно.

— И еще кое-что…

— Чего?!

Он кивнул на окно.

— Ты же хочешь оставаться в комнате с битым стеклом.

Под его взглядом осколки взметнулись с пола, встали в оконный проем. Трещины затянулись, как ничего и не было. Могуч чародейник, ничего не попишешь…

— Вот теперь все, Лесс. Пойдем. Прости, что был жестким. Я постараюсь исправиться.

Ничего не ответила. Он предложил мне руку. Я покосилась и отступила на шаг. Так и шла вслед за ним, не прикасаясь, переведя дыхание. Пронесло. Кто бы мог подумать. Не пришлось подчиняться постылому. Даже отбиваться не пришлось.

Уж протерплю как-нибудь годик, выдержу его уговор. А там Крам доберется. Расскажу ему, что разведаю. Глядишь, придумает чего-нибудь… И глотта пожалеют, что явились на нашу Ирди. Ремидея, ишь ты. Шишига им, а не Ремидея. Ирди — наша. Быть ей свободной. Как мне.

Нолгар тоже вздохнул с облегчением, выходя из спальни с молодой женой. Уговор, что он заключил, преследовал две цели. Первая — приучить Лесс к нравам ксаранди. Дать ей возможность убедиться, что они не чудища — не пещерные людоеды-хра, а такие же люди, как хевья. Быть может, после того как она привыкнет к чуждой культуре, ее предрассудки отступят и позволят пробудиться Дейрани…

Другая цель — дать время самому себе. Увидеть в Лесс желанную женщину, а не дикарку с примитивным мышлением и несносным характером. А если этого так и не случится… приучить себя к чудовищной мысли, что Дейрани утрачена навсегда. Но ее Нолгар по-прежнему гнал от себя, упорно надеясь на чудо. За грядущий год они оба изменятся. И не смогут не узнать, не вспомнить друг друга самой сокровенной своей сутью. Их любовь не сможет не возродиться вновь.

На следующий день после свадьбы Медовая Грива явилась со мной «дружиться». Дружбе ее я и сразу не поверила, а после свадьбы и подавно не собиралась. Не забуду, как она стояла молча и не пыталась деда отговорить. Хотела я держать язык за зубами, да не утерпела. Сказала-таки ей в лицо:

— Что же ты молчала, пока дед твой меня замуж брал насильно? Подругой себя называешь. Говорила, что несогласная с ним. А почему смолчала? Или у вас, глотта, оно правильно, когда девушку силой отдают за постылого?

Медовая отвела глаза. Я не ждала ответа, думала, смолчит. Но она ответила:

— Неправильно, Лесс. Но и неправильно, если младший в роду судит поступки старшего. Нолгар — глава рода. Он отвечает за наши дела — всех своих потомков. Но никто из нас не отвечает за его дела и не имеет воли ему препятствовать. Таков порядок.

— Дурной у вас порядок! — выкрикнула я. — Если потомок воли не имеет, почему тот седой пришел и заступился за меня? Обещал помощь? Он же его сын, значит тоже воли не имеет?

— Эбел откололся от рода. Отныне наш порядок ему не указ и он сам отвечает за своих потомков.

— Дурной порядок, — упрямо повторила я, но любопытство разгоралось. — И как же он смог отколоться? И почему, если у вас оно не принято?

— Когда Нолгар решил удержать Дейрани в смертном мире и жениться на ней вновь, Эбел не простил его. Он сильно любил мать. И считал, что это насилие над ее душой.

Насилие и есть. Не знаю про душу мертвой старухи глотта, но надо мной — уж точно. С чего они все взяли, что я — это она?!

Вслух я, конечно, промолчала, и Медовая Грива продолжала:

— После смерти бабушки Дейрани дядя Эбел возвестил, что отказывается принадлежать к роду отца и основывает собственный род. Это допустимо порядком, но случается редко. Старший сын всегда наследует главенство после смерти отца. Но если глава рода — маг, многим его потомкам так и не удается возглавить род. Некоторые выходят из-под отцовской власти, и это дозволяется. Вот только связь с прежней семьей не должна прерываться. А Эбел разорвал отношения с остальными родичами. Он запретил им общаться с детьми Сомара — младшего брата. Ты видела его на свадьбе. Так что я даже не могу поговорить с тетей Изари — женой Эбела, или кузиной Семейри и кузеном Марелом — его детьми. Или племянниками, детьми Семейри и ее мужа. Это печально — не иметь связи с родичами.

Да уж. Печально. Что она знает о том? Это мне печально, умыкнутой от родичей в неведомые дали. Видать, до медовой тоже дошло. Она положила мне на плечо свою ручонку — тонкую что ивовая веточка.

— Так что я понимаю, как тебе тяжело, Лесс. Я разделена с дядей, кузенами и племянниками, но родители и брат близко. А твоя семья совсем далеко. И Нолгар даже не пустит тебя к ним, потому что они грубо встретили его и рисковали твоей жизнью. Я глубоко тебе сочувствую.