Лана Волкова - Жена навеки (...и смерть не разлучит нас)

Владыка Тал расхохотался серебристым смехом.

— Так ведь и ты к нему не с чистыми помыслами идешь, Лесс! О чем Крам с тобой сговаривался на земляничной полянке? Умеешь быть коварной — сумеешь и постоять за себя. Ступай в озерный город, к братцу Фросаху. Поздоровайся там с ним, почти его, глядишь, не оставит без покровительства. Я передам, чтобы приглядывал за тобой. Без защиты тебя не оставим. Но и в человечьи дела вмешиваться не будем. Не нужно оно земле, — повторил Хозяин.

Его рука потянулась к моим волосам — черным как смоль, так непохожим на его, золотистые. Он растрепал их — и сгинул. Истаял в воздухе. Вот и попросила. Ясно теперь, почему другие молчат, не делятся, как владыка их привечает. О чем тут говорить. Склизкий он, что твой уж. Значит, только на себя надеяться…

А про нашу с Крамом полянку, он, значит, проведал… И про сговор наш, про опасные помыслы… Оно и понятно — что утаишь от Хозяина Земли?

На эту полянку я и побрела, встав с колен. С Крамом мы договорились встретиться с утра. Помиловаться в последний раз, прежде чем суженый заберет меня… Уж как люто ненавидел мой дружок демоново колечко! Это он был со мной в малиннике в тот день, когда колдун явился в первый раз. На его глазах чужак опутал меня коварным заклятьем.

Он не просто надел колечко. Еще и запечатал мое женское место. Никто не мог коснуться меня там, кроме меня самой. Ой как Крам проклинал и глотта, и его колечко! Но мы с милёнком не смирились с демоновыми чарами. Не так, а эдак исхитрялись приласкать друг дружку, так что кольцо и помехой не было.

Крам уже ждал меня на укромной полянке. Высоченный, смуглый, с пухлыми губами и жгучим взглядом. Сразу набросился жадно, принялся целовать везде где мог достать. А чары-то нигде и не мешали, кроме самого заповедного места.

Ох как мне в такие минуты хотелось колдуна-глотта придушить! Ему-то самому небось лет сто, а Крам — молодой, крепкий да горячий… Лоно мое ныло и тосковало по нему, а достанется старому чародею. Что за несправедливость, духи-хранители??! За что мне такая недоля?

— Сегодня он придет, Крам… — бормотала я, пока руки парня залезали мне под рубаху, оглаживали живот и спину. — Как же не хочу уходить с ним…

— И я не хочу отпускать тебя, Лесс… Помни, что я тебе говорил. Надо разведать о глотта побольше. Их глупая вера нам поможет. Разговаривай с этим магом, он большая шишка в своем городе. Выслушивай, высматривай. Глядишь, просечешь, как уязвить глотта. Отплатить за притеснения… а может, избавиться навсегда!

— Ох, Крам… Как же мне страшно… А вдруг он узнает? Что тогда сделает со мной?

— Ничего не сделает. Он верит, что ты — мертвая глотта. Его жена. Я же говорю, в кои-то веки глупая вера глотта нам на руку. Он с тебя пылинки сдувать будет. А я буду рядом. Я приду в тот город, найду его дом и глаз с него не спущу. Дам о себе знать. Так что не бойся — я тебя защищу от всех глотта! И, Лесс…

Рука Крама потянулась к завязкам моей рубахи…

— Ты избавишься от кольца. Он хочет сделать тебя женой. Значит, ему придется снять чары, что хранят тебя там, внизу. А как снимет… тогда и я смогу быть с тобой. По-настоящему… Не так, как сейчас. Приду в его дом… Убью, а ты станешь моей.

— Сколько ж до того терпеть-то, Крамушка, — заныла я.

Милёнок стащил с меня рубаху, потянулся губами к моей груди. Взял мою руку и направил мне же между ног… Лишь я сама могла касаться собственного тела в его укромных уголках. Да еще будущий муж, сожри его горные хра…

— Сколько ни доведется, потерпим, — пробормотал он, отрываясь неохотно от меня. — Хевья умеют терпеть. До поры до времени. Но когда придет пора — тогда глотта несдобровать. Кровавыми слезами умоются, твари пришлые…

Злой, лютый огонь промелькнул в глазах Крама. Яро набросился он на меня, едва ли не растерзать хотел мое неповинное тело, запечатанное проклятым демоном. И так жарко мне стало от его ярости; от того, что невозможно утолить ее, впустив в себя, позволить выплеснуться в моем лоне, что загорелась и я сама. Простонала, лаская себя, а потом начала обнимать и ласкать дружка — страстно, истово. Ни капельки этой страсти не перепадет глотта. Пусть умоется. Кровавыми слезами.

Сделав, что могли, мы вернулись в деревню. И вовремя — там стоял переполох. Все, кто не ушли в лес на добычу, а работали дома, толклись у западной окраины. Мужики грозно хмурились и держали правую руку в кармане. Бабы теснились поодаль и с любопытством разглядывали незваного гостя.

Он стоял возле нашего дома и смотрел прямо на меня. А вернее, на мою руку. Ту самую, с его клятым колечком, вложенную в ладонь Крама. Мы вошли в деревню рука об руку. Крам попытался было выпустить меня, но я удержала его. Не хочу прятаться от глотта. Пусть знает, что не ему принадлежу. И не буду принадлежать.

Остановилась, глянула ему в глаза. Прямо, с вызовом. Мол, что теперь сделаешь? Колдун медленно двинулся к нам. Остановился в шаге от меня, уставился словно ждал чего-то. А может, оценивал. Может, не понравлюсь сейчас? Передумает забирать? Вдруг получше нашел жену?!

— Здравствуй, Лесс. Я Нолгар. Помнишь меня?

Ответила дерзко — пусть не думает, что покорюсь и буду в его игру играть. Знай хевья.

— Хотела б забыть, да ты напоминалочку оставил, — помахала рукой с колечком — и плюнула под ноги демону. — Вот моя тебе память да благодарность за нее.

Ни слова не сказал. Молча пялился, прищурившись жутковато. Ну и я взялась его разглядывать в ответку. Помнила я его огромную темную фигуру, что вышла из зарослей малинника — точь-в-точь медведь. Только разговаривал человечьим голосом. Потому и не испугалась сразу, не рванула наутек, а осталась, заговорила с ним да позволила окольцевать… А ведь Крам предупреждал — беги!

Сейчас он казался уже не таким громадным, но все равно был большим. Выше отца, шире в плечах чем Болко-кузнец. Мощные мышцы проглядывали из-под странной рубахи — не просторной, как у хевья, а плотно облегающей тело. Под ее тонкой тканью легко прочерчивались тугие мускулы на груди и плечах.

Волосы короткие, густые и черные, с легким проблеском седины. Лицо — широкое, с крупными мясистыми чертами, словно грубо вылепленное из глины. Глаза странного оттенка в желтизну — то ли светло-карие, то ли бледно-зеленые. Густые брови хмуро нависают над веками. На миг я вдруг подрастеряла всю дерзость, аж сердце в пятки ушло. Суженый-то мой грозен да страшен, настоящий колдун… Ух, что он сделает, если узнает про наши с Крамом забавы на земляничной полянке…

На тропе показался отец, и глотта резко отвернулся от меня к нему.

— Мастер Рухта. Я пришел за вашей дочерью. Готов сочетаться с ней по вашим обрядам. Наверняка это важно для вашей семьи и для Лесс.