Мария Власова - Верь [СИ]

— Кто эта красавица Рад? Где ты ее от нас прятал? — парень по имени Саша улыбается дружелюбно, но улыбка натянутая.

Почему я замечаю на себе жалостливые взгляды, один парень даже старается на нас не смотреть. Разве мы не смотримся как парочка? Так почему мне сочувствуют? Его жестокость направлена не только на волков, но и на обычных людей?

— У председательницы, — улыбается он, и я чувствую как по спине идет холодок, — это та самая волчица.

Зачем он сказал им? Жалость во взгляде пропала, появилась ненависть и удивление.

— Серьёзно? — приходит в себя первым Саша.

— Да, — он улыбается и по-хозяйски поглаживает мою руку.

Это раздражает и пугает. Один из парней делает шаг к нам с руганью и матом, но его удерживают остальные.

— Ты что совсем сдурел, под ручку со зверем ходить? Да эту суку прибить надо было, а не на показ выставлять! — кричит второй его друг, удерживая самого пылкого.

— От Артура этого нахватался? — говорит второй.

— Рад, правда, зачем ее здесь водить, людей нервировать? Держи ее в подвале на цепи, как тот самый Артур, — Саша подходит к нам ближе, похоже среди них он самый адекватный.

— Боишься ее, что ли? Или себе тоже хочешь? — от тона голоса Рада вздрагиваю.

Он убирает свою руку с моей, и отпускает ее с притворной заботой. Меня обговаривают, как вещь, как будто я здесь не стою перед ними и это так знакомо, что даже противно.

— Можете и вы с ней поиграть, парни, мне же не жалко, — говорит он, отступая от меня на шаг.

Кажется, ему надоело играть, это хорошо, потому что мне тоже. Мужчины сконфужены, самый буйный из них срывается с места, но ударить меня не спешит, останавливается в шаге.

— Из-за таких как ты, умерли мои родители! Сдохни, тварь! — он замахивается кулаком, но ударить не успевает.

Резко нагибаюсь, как будто в поклоне и меня ожидаемо не бьют. Разгибаюсь и только грустно улыбаюсь, протягиваю к парню руку, он отпрыгивает от меня, как от прокаженной.

— Мне жаль Ваших родителей, — говорю ему, медленно опускаясь на колени, — мне жаль всех Вас, тех кто потерял своих близких.

Склоняю голову, намеренно сжимаю обоими руками подол платья, тереблю руками рукав, так чтобы было видно гипс на моей руке. Мне легко добавить во взгляд слёз, стоит только подумать о доме.

— Если Вам станет легче, от того, что вы побьете меня или даже убьете, тогда приступайте.

Опускаю голову ещё ниже, свитер спадает с плеч до лопаток, как я и рассчитывала. Не заметить мои шрамы и пластыри с бинтом просто невозможно. Мужчины засомневались, пока один из них не выкрикнул:

— Да она просто издевается! Играет с нами!

Знаю, почему он так сделал, Рад сзади смеется. Ему смешно, он уже не притворяется. Мои страдания принесут ему удовольствие, не сомневаюсь. На моем пути встречаются одни подонки.

— Думаешь, я поверил в твою болтовню, тварь? Нам с детства говорили, какие вы на самом деле! — кричит все тот же парень, а затем все-таки бьет меня.

Точнее он подумал, что попадет, но я в это мгновение качнулась вперед, и кулак пронесся по касательной над лопатками. Говорю себе, что могло быть хуже, жду театральной фразы.

— Я же сказал поиграть, а не ломать, — с насмешкой говорит Рад, — моя же игрушка.

— Извини, Рад, — подает голос Саша, хватает за руку друга, и оттягивает обратно, — он больше не будет.

Зачем это делать сейчас, когда он уже сделал? Поднимаю голову от земли, смотрю только на парня, который пытается достать меня.

— Когда убиваешь того, кто у тебя забрал кого-то, это совсем не помогает, не так ли? — криво улыбаюсь, вспомнив о Кристине. — Пустота и вина никуда не исчезает, даже спустя время.

Они смотрят на меня, как будто видят впервые. Мне смешно с их представления об оборотнях.

— А что вы думали? Мы просто звери? У нас нет чувств, близких, родителей, детей, любимых? Мы люди, иногда даже больше самых людей.

Понимаю, что впервые называю себя в числе оборотней, когда я приняла это как факт? Ведь от оборотня у меня ничего нет, ни второй ипостаси, ни ненормального характера склонного к агрессии. Похоже, что я так пытаюсь их защитить, хотя бы брата. Пусть и ведут они себя часто как с ума сошедшие, но иногда они лучше некоторых из людей.

— Уходите, — командует Рад, когда пауза после моего высказывания затягивается.

— Но…

— Я сказал: ушли! — Рад кричит, и мужчины садятся в машину и уезжают куда-то.

Поднимаюсь с колен, отряхиваю их.

— Если хотел избить меня, то делай это хотя бы своими руками. Нечего свои грехи на других перекладывать, — бросаю слегка, повернув голову в его сторону.

— Значит не человек? — с насмешкой спрашивает.

Поворачиваюсь к нему лицом, равнодушно пожимаю плечами.

— Что ты понимаешь под словом «человек»? Набор генов? Если да, то нет, я не человек. У каждого своё понятие этого слова, в моем понимании — ты под это определение не подходишь.

— Так кто же я, по-твоему? — он нависает надо мной, угрожает своим ростом.

— Стервятник, — говорю, смотря в его глаза.

Боже, как хорошо говорить правду, не изворачиваться, не играть.

— Правда? — его улыбка становится шире, он наверняка меня не понимает.

Киваю, но дергаюсь, когда он пытается дотронуться до меня.

— А кто же тогда тот, кто бросил тебя в реку подыхать? Твой так называемый «человек»? — он пытается заставить меня говорить даже в такой ситуации.

Смеюсь, машу перед собой руками, чтобы он не приближался, и сама отхожу.

— Ты на все готов ради этого вашего эксперимента? Хочешь узнать кто я такая, кто мой отец и пустить его на эксперименты? В научных целях конечно! И плевать что ни я, ни папа, никогда оборотнями не были, в зверя не превращались, да и от людей только генами и отличаемся?!

Смотрю в его глаза, такой спокойный, надменный даже. Чувствую себя глупой, очень глупой.

— Я знаю кто ты, Даша Петрова, и мне в отличие от Андрея не нужен твой отец для экспериментов, — спокойно смотрит на меня, говорит серьёзно.

Растерянно хлопаю глазами, я не понимаю.

— Тогда зачем я здесь? Что тебе нужно от меня? Что тебе нужно?!

— Мне нужна война, — он делает шаг ко мне, хватает больно за плечи, — и ты дашь мне ее.

Фейерверки взрываются где-то совсем близко, так близко, что в рядом стоящих машинах включается сигнализация. Распускающийся фейерверк отражается в черных глазах Рада. А я не могу поверить, что слышу это, а тем более воспринимаю всерьез.

— Ты дурак, что ли? — вырывается у меня под громкий залп фейерверка, а ведь даже не надеюсь, что не расслышал.

Улыбается, противно так, дергаюсь, чтобы отпустил, но не отпускает.

— Никто в этом городе не посмеет меня называть дураком, — говорит, надавливая на плечи сильнее.

— Но это не меняет того факта что война — это полнейшая глупость! В ней люди гибнут, а ты такое говоришь. Кто в своем уме хочет войны, терять свих близких? И после этого ты человек? Тебе не жаль своих родных, друзей, знакомых? — пытаюсь оттолкнуть его, но он слишком сильный.