Марина Эльденберт - Ныряльщица

— Что? — смеется мама. — Ты в детстве не любил школу, я не поверю, что вдруг полюбил академию. Разве что дело вовсе не в Кэйпдоре.

Она мне подмигивает.

— Дело в девушке? Ромина?

— Нет.

Едх меня забери, нет!

— Нет, это не Д’ерри.

На лице матери расцветает улыбка.

— Значит, все-таки девушка, — заявляет она. — Но ладно. Буду ждать, когда ты нам ее представишь.

Представить Мэйс родителям? Совсем не уверен, что хочу ее им представлять. Точнее, уверен, что не хочу. Когда-то это казалось мне забавным — позлить таким образом отца. Но тот я, видимо, сгинул в океане.

Потому что нынешний я не собирался подставлять девчонку, которая и так одна против толпы.

Против студентов Кэйпдора. Против учителей, которые считают людей обузой. Против таких как Д’ерри, с которой мы пока не закончили. Она решила прикрыть собой Родреса, а тот и рад прикрыться. Без Родди доказать ее вину несколько сложнее, но едха с два они оба останутся безнаказанными. Какой бы популярной Ромина не была среди своих подпевал, большинство студентов Кэйпдора сделают все, чтобы угодить, читай подмазаться к наследнику правителя Ландорхорна. Пусть отец не спешит помогать, мне поможет мое имя.

Так что Вирна больше не одна. Она со мной.

— Мам, ты не знаешь, где сейчас отец?

То, что его нет дома — понятно и так. Она не выходит из дома, когда может ему понадобиться.

Ее улыбка блекнет. Мама по-прежнему улыбается, но уже не так искренне, как мгновение назад.

— Кажется, у него какая-то важная встреча, — она пожимает плечами. — Но к ужину должен вернуться.

— Хорошо. Спасибо большое.

— Люблю тебя, мой мальчик.

— Я не мальчик!

— Для меня ты всегда мальчик.

Мама снова смеется, целует меня в щеку и убегает по своим делам.

А я поднимаюсь в свою комнату, переступаю порог и последнее, что помню перед глазами — дизайнерский узор на полу.

Когда я прихожу в себя, узор на том же месте — подо мной. Разве что он то приближается, то отдаляется, то темнеет так, что рассмотреть его становится невозможно. В ушах шумит, а в горле скребет, будто я не пил месяца два, либо наоборот, сильно перебрал с выпивкой. Голова раскалывается, словно меня приложили чем-то тяжелым. Ко всему прочему, я не чувствую в себе не капли силы: ни силы въерха, ни простой физической, когда не можешь пошевелить рукой или ногой. Я долго соскребаю себя с пола, прежде чем доползти до кровати и привалиться к ней спиной.

Думал, что хоть на третий день станет легче, но нет, кажется, сегодня откат еще сильнее.

Когда я соглашался на вливание силы, то точно думал не головой!

В итоге я изображаю припадочную девицу дважды в день. Утром, когда принимаю чужую силу вместо витаминных коктейлей, и вечером, когда она так или иначе покидает мое тело. Вчера, после стычки с Харом пришлось прогулять два факультатива, чтобы себя не выдать. Потому что контролировать это сложно. Если собственная сила отзывалась на любой мой зов, отцовская заставляла быть начеку и сражаться с собой каждую минуту.

Я подергал кистью, сжимая-разжимая пальцы, покрутил шеей, разминая мышцы. Силы понемногу возвращались: конечно, глыбу я не сдвину и воду не остановлю, но сейчас хотя бы уже способен держаться на ногах.

И принять душ.

Стягиваю кэйпдорскую форму, швыряю ее на стул и плетусь в ванную. Вола забирает усталость, смывает ее. Считается, что верхи не любят воду, мы же дети земли и огня, но, видимо, я родился неправильным въерхом, потому что жить без воды не могу.

Точнее, без океана.

И подобное ждет меня еще несколько месяцев? Хидрец!

Но отказаться от этого сейчас нельзя. Не из-за отца, а из-за Вирны.

Пока не разберусь с Д’ерри, никто в Кэйпдоре не должен узнать, что я остался без сил въерха.

Теперь даже Хар.

От мысли о друге внутри снова царапает злостью. Хочется ему выедхиваться, пусть! Мне плевать. Остынет, сам предложит мир, а пока у меня самого достаточно проблем. При всем при этом никто не отменял учебу. Доклад по политологии сам себя не напишет.

Последним я как раз и занялся вплоть до ужина. Тем более что после него мне предстоит разговор с отцом, а потом я собирался сгонять в «Бабочку» и поговорить с управляющим насчет возвращения Мэйс на работу. Не хочет, чтобы я помогал в поисках сестры? Хорошо, но исправить то, что испортил сам, я просто обязан.

После выходных нам с отцом так и не удалось нормально поговорить. Утром разговоров не получалось по той причине, что вливание силы требовало концентрации обеих сторон: меня выматывала боль, ощущение было такое, будто под кожу вливали раскаленную магму, отца все это напрягало. Пусть он мне в этом не признавался, на его лице отражалось раздражение, проступающее сквозь привычную маску Диггхарда К’ярда. Я привыкал к чужой силе и вечером просто валился с ног, но Ромина по-прежнему посещала Кэйпдор, поэтому сегодня я собирался его дождаться. Впрочем, долго ждать не пришлось.

Отец приехал сразу после ужина и сам пригласил меня к себе в кабинет.

Он указывает на кресло напротив себя и спрашивает:

— Как успехи с контролем силы, Лайтнер?

— Сегодня я продержался на час дольше.

— Значит, никак, — припечатывает отец.

Для него всегда так: либо идеально, либо плохо. Но меня давно не волнуют его замечания, чтобы я не делал, он все равно останется разочарован, так стоит ли стараться?

— У меня не всегда будет возможность пополнить твой ресурс, — говорит он. — Так что не забывай тренироваться. Я рассчитываю, что к следующей неделе ты сможешь показать лучший результат. Думаю, ты сам в этом заинтересован.

— Ты даже не представляешь, насколько сильно, — отвечаю, складывая руки на груди.

Отец хмурится, но так как намек, что я не слишком хочу его видеть, очень завуалирован, то и сказать по этому поводу ему нечего.

— Ты только за этим меня позвал? — интересуюсь я.

Если отец рассчитывал на то, что я смогу удерживать силу дольше суток, то я рассчитывал получить ответы на свой вопрос о судье Д’ерри.

— Нет. — Отец соединяет пальцы и пронизывает меня взглядом. — Я хотел бы поговорить о тебе.

— Обо мне? — я приподнимаю брови.

— Ты расстался с Кьяной М’эль. Перестал общаться с друзьями, смотришь на них, как на мусор, хотя это достойные парни и девушки. Зато общаешься с девчонкой из трущоб.

— Разве имя К’ярдов не позволяет мне общаться, с кем хочется?

— Не дерзи, мальчишка! — В голосе отца землетрясение в шесть баллов. Пока что в шесть. — Ты еще не дорос до того, чтобы приписывать себе заслуги нашего рода. Я хочу услышать, что ты скажешь по этому поводу.

Скажу, что это полный хидрец. Как давно за мной шпионят, докладывая отцу о каждом моем шаге? Даже про Кьяну узнали, хотя очень сомневаюсь, что она дала интервью кэйпдорскому новостному порталу о том, как чувствует себя девушка, бросившая Лайтнера К’ярда. Что касается достойных… Попытки подлизаться ко мне со стороны последних (сообщив, что Ромина — отстой) на фоне нашей с ней «размолвки» вызывали у меня исключительно рвотные позывы. Я едва сдерживаюсь, чтобы не сжать кулаки, потому что показать, что я в бешенстве (а я в бешенстве), не самый умный ход!