Марина Эльденберт - Ныряльщица

— Куда ее положить? — поинтересовался он.

Митри ткнула в сторону открытой двери, и спустя несколько широких шагов я уже обнималась с родным пледом и подушкой, вцепившись в них ледяными пальцами. То прикосновение в эйрлате, видимо, было исключением, потому что близость К’ярда выбила почву у меня из-под ног. Буквально. Но сообщать об этом ему я точно не собиралась.

— Перетрудилась, — прокомментировал К’ярд, приближаясь к окну и глядя на улицу. — На благо «Бабочки».

Прежде чем я успела ему сказать, куда он может пойти, в комнату заглянула Митри.

— А ты тот самый К’ярд?

— Она обо мне рассказывала? — он приподнял брови.

Спасибо, что говорите обо мне так, будто меня здесь нет.

— Нет. Я твоего папашу… отца видела в новостях.

Физиономию К’ярда в этот момент надо было видеть: ну да, бывают в жизни огорчения и разочарования, что ж поделать.

— Тебе никто не говорил, что вмешиваться в разговор взрослых неприлично?

Он в два шага пересек комнату и захлопнул дверь перед носом обалдевшей Мит.

— И не подслушивай.

— Ой, да больно надо, — донеслось из коридора.

— Ты издеваешься? — спросила я, когда парень снова нарисовался передо мной. — Я тебе ясно сказала — вали.

— Видимо, из солидарности свалилась сама, — хмыкнул он и подтянул ногой стул, усаживаясь на него.

— Ха-ха.

— Да, я в курсе, что у тебя проблемы с чувством юмора. Что произошло, Мэйс?

Я смотрю на него, с трудом справляясь с головокружением. Все это кажется настолько нереальным, я имею в виду нереальным кажется К’ярд в своих брендовых шмотках, сидящий на стуле, который вот-вот развалится, в комнате, которую пересекает за пару-тройку шагов. Хотя то, что случилось в «Бабочке», было не более реальным, только тогда он валялся на диване, а я сидела рядом, не представляя, что делать.

С губ срывается смешок.

— Что смешного?

— Не у одной меня проблемы с чувством юмора?

— В данном случае я вижу проблему с логикой.

— А-а-а… — Я приподнимаюсь и сажусь, все-таки так мне гораздо привычнее и удобнее общаться. Особенно с ним. — Уходи.

— Нет. Пока не скажешь, в чем дело.

Он смотрит на меня, сложив руки, в глазах — ни тени насмешки. Длинная прядь падает ему на лоб и на щеку, и я вдруг ловлю себя на мысли, что он выглядит стильно. Да, стильно — это то, что ему подходит, а мне подходит — хидрец. В платье Лэйс, с размазанной по руке помадой я, наверное, просто красотка.

— Хорошо, — неожиданно говорю я. — Скажу. Если ты скажешь, зачем я тебе понадобилась.

— Я уже говорил, Мэйс…

— Ага. Говорил, десять раз. Но до этого ты не спешил никого с ней знакомить. Или с ним.

— С чего ты взяла?

— Может, с того, что иначе ты сейчас не говорил бы со мной? — Я складываю руки на груди, пытаясь отзеркалить его позу. Еще мне отчаянно хочется подогнуть под себя ноги, я не привыкла ходить в платьях, я их терпеть не могу, но… он смотрит на меня, и я остаюсь неподвижна.

— Я лишился силы, — говорит он.

— Это я уже слышала.

— Отец вливает в меня свою, но мне нельзя приближаться к океану, пока резерв не восстановится…

Что?!

— А Эндар ранен, и ему нужна помощь. Точнее, сейчас ему просто нужен кто-то, кто покажет, что он не один. Раг’аэны умирают от тоски в одиночестве.

Я моргаю, потому что пытаюсь осмыслить то, что он сказал до этого. И еще то, что сказал после.

— Что значит — умирают?

— То и значит, — К’ярд пожимает плечами. — Умирают, когда не могут никому помочь. Умирают, когда чувствуют себя ненужными. Перестают есть. Уходят на дно — и все. Для него я такого не хочу, Мэйс. Он меня спас.

— Он и меня спас, — говорю я.

— Вот именно.

Какое-то время мы молча смотрим друг другу в глаза, и я собираюсь с силами. Непросто взять и вот так открыться, особенно перед тем, кто… кто в общем-то только что сказал мне о том, что не может приближаться к океану. Фактически, о своей слабости.

— У меня… — чтобы вытолкнуть это из себя, мне приходится глубоко вздохнуть, и только потом продолжить, глядя ему в глаза. Цепляясь за отражающуюся в них нестабильную (теперь я это отчетливо вижу, неровные всполохи огня, темные штрихи, которые то и дело приглушают привычный цвет) силу. — Мне нужно спрятать сестер.

Лайтнер К’ярд

Когда Мэйс прислала очередное сообщение с отказом, я едва не разбил солнцезащитные очки, швырнув их на соседнее сиденье эйрлата.

Да сколько можно?!

Я почти развернулся, чтобы отправиться в зал, где можно потренировать контроль над новой силой, а заодно легально подраться. Но потом вспомнил, чем все закончилось в прошлый раз. Не драка, а отказ Вирны. Тогда причина была существенная, и я повернул в сторону Пятнадцатого, чтобы для разнообразия спросить: «Какого едха?» у нее самой, а не гадать в чем дело.

Дело оказалось в Ромине, чтоб ее. И в травле, которую она устроила. Поэтому рассказ синеглазки я принял как вызов себе.

Мне даже не пришлось раздумывать: я знал только одно место, где можно было спрятать семейку Мэйс. О котором не знает ни отец, ни дружки Ромины. Даже если Д’ерри узнает, что помог я, все равно не сможет их найти.

Мелкие не задавали лишних вопросов, одна (та, что интересовалась К’ярдами) вовсе дулась и бросала на меня злые взгляды. Быстро собрали необходимые вещи, которые поместились в три небольших и сильно потрепанных рюкзака, и погрузились в мой эйрлат. И затаились на заднем сидении, как рыбки-малыши среди рифов. Такие же тихие и такие же яркие. Сообразительные девчонки.

Мэйс тоже молчала, только бросала на меня короткие взгляды, когда думала, что я смотрю исключительно на дорогу. Не то смущенные, не то испытующие. Вряд ли она сомневалась, иначе бы не доверила самое дорогое. Но, видимо, от прежних привычек избавиться сложно.

Когда она начинает догадываться, куда мы едем, ее глаза расширяются.

— Ты уверен, что здесь они будут в безопасности?

— Только здесь и будут, — киваю я.

А Вирна обхватывает себя руками, словно пытается согреться, хотя в салоне эйрлата тепло. Мне тоже хочется ее обхватить, подхватить на руки, как сегодня. Только чтобы синеглазка была в сознании и смотрела при этом на меня.

Приходится мысленно дать себе оплеуху, чтобы вернуть мысли в нужное русло.

До домика Зорга приходится идти, и я несу рюкзаки малышни, которые оказываются такими же невесомыми, как по ощущениям все представители семэйства. Они вообще едят? Или питаются только соленым морским ветром, который продувает их хибару?! По сравнению с ней жилище Зорга кажется дворцом.

Сегодня хорошая погода, а сам парень сидит на веранде и шлифует одну из досок. Из-за бритого черепа и густой бороды сложно сказать сколько ему на самом деле лет. Да я никогда и не спрашивал. А еще я ни разу не видел его с тапетом, и даже контакта его не знаю.