Лариса Петровичева - Девушка без имени [litres]

После того, как он привел себя в порядок в убогой ванной своего гостиничного номера, Лефевр вышел в комнату, вынул артефакт из кармана, сел на кровать и несколько минут просидел просто так, ни о чем не думая и катая шарик по ладони. Артефакт не откликнулся. Он лежал в его руках, глухой и безмолвный, и, когда Лефевр отправил в него личное заклинание, остался таким же – древним кусочком окаменевшей глины. Артефакт умер, магия покинула его – Лефевр понял это и неожиданно подумал, что сидит возле могилы, заросшей травой и кустарником, и внизу никого нет. Рано или поздно уходит все – и мысли, и чувства, и чары. Остается только пустота, поросшая травой.

Ему стало грустно. Мысленно оживив карту поисков, Лефевр нашел факел, горевший над сундучком с шариком, и загасил его. Что ж, этого следовало ожидать. Не все артефакты лежат под землей в целости и сохранности, и кто знает, сколько раз еще придется столкнуться с таким знобящим разочарованием.

С улицы по-прежнему доносились крики. Лефевр выглянул в окно и увидел, как побитые артисты сгребают жалкие остатки своего разломанного балагана, а священник, опираясь на свой дрын, отдыхает после славного сражения и проповедует собравшимся о том, что в свободную минуту порядочным людям следует почитать богоугодную книгу, навестить друзей или родных, да даже и в кабак заглянуть – все лучше, чем тешить бесов, глядя на мерзопакостные кривляния. Лефевр усмехнулся и подумал, что святой отец прав: в кабак действительно стоит заглянуть, тем более что на первом этаже гостиницы как раз открыта таверна.

Ужин, поставленный перед Лефевром, был простой, но сытный: жареное мясо с грибами и картофелем. Хозяйка, она же официантка и раздатчица в одном лице, как бы невзначай прижалась к плечу Лефевра пышным бюстом и спросила:

– Может, вина?

– Лучше чаю, – сказал Лефевр и, вытащив из кармана бесполезный шарик, задумчиво прокатил его по столу.

Хозяйка разочарованно вздохнула, пожала плечами и ушла за стойку. Не хотите – как хотите, дело ваше. Лефевр проводил ее равнодушным взглядом: дамочка, конечно, обладала выдающимися достоинствами, но, как он уже успел убедиться, это ему никак не могло помочь.

Он не переставал думать об Алите. Со временем это превратилось в какую-то навязчивую идею, и даже приторные ласки красавиц мадам Бьотты не могли ее изгнать. В конце концов, Лефевр плюнул на попытки забыть и забросить, признался самому себе, что любит, имеет полное право любить и страдать, и решил, что надо все-таки заняться делами. Должность директора правового департамента инквизиции освобождалась через месяц, и государь Ахонсо, вручая Лефевру орден Святого Горго, сказал прямо, что никого другого на этом месте не видит.

– Через год министр Литто уходит в отставку, – сообщил его величество. – Так что департамент для вас просто маленькая ступень.

Разумеется, это произвело фурор на работе. Все прежние недруги сразу же стали милыми и вежливыми, при встрече кланялись чуть ли не в пояс и так и норовили уверить в своем совершеннейшем почтении. Непосредственные подчиненные Лефевра оказались гораздо честнее и сердечнее: они поздравили шефа с грядущим повышением и попросили не забывать их. Менталист Абриль высказался без обиняков:

– Пришлите нам хорошего начальника, шеф. Мы уж привыкли к хорошему, от уродов голова болеть будет.

Лефевр рассмеялся и сказал, что сделает все возможное. На том и порешили.

Но больше всех его удивил господин Куатто, председатель Центрального банка Сузы, того самого, в котором Лефевры уже несколько веков хранили свои сбережения и драгоценности. Когда он в очередной раз пришел проверить проценты и накопления, председатель на правах старого знакомого семьи завел с ним весьма необычную беседу, поинтересовавшись:

– Милорд, а вы женаты?

– Нет, – спокойно ответил Лефевр, изучая отчет по вкладам гораздо пристальнее, чем обычно: он прекрасно понял, в какую сторону поворачивается беседа. Левая бровь Куатто слегка дрогнула: те, кто был близко знаком с господином председателем, знали, что это означает плохо скрываемую радость.

– Пора бы вам задуматься о семье, – с самой искренней заботой сообщил Куатто. – Обзавестись наследниками. Такое состояние, как ваше, нельзя отдавать в чужие руки.

Лефевр усмехнулся и, фигурально выражаясь, решил подергать Куатто за усы.

– Где же сейчас найдешь хорошую жену, – вздохнул он с самым серьезным видом и перевернул очередную страницу отчета. – Да и некогда мне заниматься поисками, откровенно говоря.

Левая бровь господина председателя дрогнула снова: внутренне Куатто пустился в пляс.

– А зачем заниматься поисками, – сказал он, – когда у старых друзей вашего семейства уже есть превосходный вариант? Моя дочь Этель в этом сезоне в первый раз выходит в свет.

Лефевр одарил господина председателя тонкой понимающей улыбкой и вспомнил Кати Кьежу, свое увлечение из давних времен.

– Берегитесь, господин Куатто, – сказал он. – Ходят слухи, что миледи Этель потрясающая красавица. Вас немедля начнут атаковать охотники за приданым.

Куатто вздохнул. Весь его вид говорил о том, что он крайне рад встретить понимание в столь деликатном вопросе.

– В том-то и дело, мой друг, в том-то и дело, – вздохнул он. – Господь создал две сложные работы: чистильщика конюшен и отца девушки на выданье. Отчего бы вам не облегчить мой труд?

Лефевр задумчиво потер щеку, затем закрыл папку с отчетами и сухо поинтересовался:

– И каков размер приданого?

Куатто натурально выдохнул с облегчением, расположился в кресле свободнее и назвал такую сумму, что теперь уже у Лефевра дернулась бровь. Он отстраненно подумал, что никакой магии на свете нет: настоящее волшебство творят только чины и деньги. Если через год ты станешь министром, то любой, даже самый заносчивый столп сего мира сочтет за честь подложить под тебя единственное и обожаемое дитя. И теперь никого ничто не смущает: ни двадцать лет разницы в возрасте, ни то, что физиономией будущего зятя можно кошек пугать в темных переулках. Конечно, юная красавица будет биться в истерике, но это ей не поможет.

– Хорошо, – кивнул Лефевр и поднялся. – Я подумаю об этом. Передайте миледи Этель мои самые теплые пожелания.

Куатто улыбнулся, машинально прикоснувшись к кончику уха – этот жест господина председателя означал некоторое разочарование. Впрочем, он отлично понимал, что серьезные дела не делаются быстро, и был согласен подождать.

И теперь, сидя в каком-то медвежьем углу на севере Сузы, Лефевр вдруг подумал: а почему бы и нет? Он всю жизнь пытался быть хорошим, но в итоге понял только одно: хорошие люди никогда не живут хорошо. Вот и вся истина.