Марина Суржевская - Забытое [publisher: SelfPub]

На первом этаже магазина был большой зал с уютными диванами, креслами и резными столиками, мягкими банкетками для ног и изящными торшерами. В углу всегда стоял графин с мятной водой, а рядом – конфеты и выпечка, которой меня щедро снабжала госпожа Брук.

Из нижнего зала поднимались две полукруглые лестницы темного дерева. И там, наверху, высились книжные шкафы. Я заказала из столицы самые разные фолианты, начиная от исторических справочников и заканчивая романтическими историями, за которыми ежедневно приходили горожанки Лурдена. Каждую неделю мне присылали с посыльным свежие газеты и новостные листки. А ещё были отдельные ящики, в которых лежали учебники. Но их привозили только для меня.

К концу весны новости об утонувшем во тьме Двериндариуме и исчезающих Дарах знали во всех уголках Империи. Скрывать это стало невозможно. Над островом Двери и всеми прилегающими территориями царствовала вечная ночь. Кто-то покидал города, объятые тьмой, кто-то пытался выжить без света.

А я просто ждала.

В начале лета по всем городам Империи проехали глашатаи, объявившие, что Большой Императорский Совет во главе с правителем справились со страшной бедой, постигшей двери-асов с легионерами, и Дары возвращаются их владельцам. Отныне благоденствие и процветание ждут обновленную Империю. Благо Двери!

Мой книжный магазин быстро стал самым посещаемым местом в городе. И мне нравилось наблюдать за людьми, смотреть на их лица, слушать их истории.

В первый месяц лета я получила письмо от Мелании. Она сообщала, что с ней все хорошо, она нашла свое счастье. В родной монастырь девушка возвращаться не собирается, хотя очень старается помочь его возрождению. Они с мужем решили поселиться на берегу Грязного Моря, подальше от столицы и Двериндариума…

Имя своего супруга Мелания не назвала. Лишь написала, что он передает мне наилучшие пожелания и снова просит прощения за прошлые ошибки.

А в своем путешествии по Империи супруги встретили Ливентию. Красавица южанка теперь носит черные платья, убирает волосы в корону из кос, а цветным стрекозам предпочитает холодные бриллианты. Ее лицо пересекают пять шрамов, которые она не только не скрывает, но и подчеркивает золотой краской, а глаза всегда обведены черной. В Грандане Ливентия знаменита и почитаема – почти как императрица. Но этого девушке мало и недавно она была представлена самому наследнику Адриану.

Я лишь улыбалась, читая послание Мелании.

Иногда я закрывала глаза и прислушивалась к своим ощущениям. Частицы чужих жизней создали тонкую связь и, сосредоточившись, я могла уловить отголоски чужих эмоций. Иногда я ощущала тихую радость Ринга – здоровяк вернулся в родное ущелье. Но эта радость была сродни моему возвращению в Лурден. Все знакомое, но уже чужое. Ринг скучал по Двериндариуму. Как и я.

Он тоже ждал, когда Тьма отступит.

Иногда я чувствовала переживания Киара – быть королем оказалось совсем непросто. Иногда улавливала его печаль… К чувствам Ржавчины я не прислушивалась, боялась, что он тоже ощутит меня. Не хотела его тревожить. Но знала, что мой друг жив.

Ни Приора, ни Кристиана я почувствовать не могла. Первый мертв, а второй?

Я говорила с тьмой, но она молчала. Тени лежали по углам чернильными кляксами и не двигались. Может, Лурден был слишком далеко от Двериндариума?

Может, Кристиан этого и хотел…

У кибитчика Мистреоли я заказала три портрета. Я вспомнила старика, ведь это именно он когда-то изобразил для меня Ржавчину. Талант и верная рука у художника остались прежними, и я получила новый листок. Три лица на одном портрете. Мечтатель, воин и красавица. Мужчины на портрете улыбались, девушка выглядела смущенной. И все они были молоды и счастливы.

Я так и не узнала имени Приора и того, кто в действительности был моим отцом. Но решила, что и эту историю пора оставить в прошлом. А портрет убрала в тубус с золотой скважиной на торце. Созданное двери-асом хранилище сохранит листок на долгие годы.

Вечером, когда книжный магазин пустел, а две расторопные помощницы расставляли книги и прощались со мной, я закрывала двери и поднималась на самый верхний, мансардный этаж.

Здесь были две уютные комнаты и большая удобная помывальная. Умывшись, я садилась в кресло, разбирала новые письма, просматривала заявки на книги, составляла список покупок. Рассказывала тьме, как прошел мой день.

А потом принималась за учебу и эксперименты.

Сегодня на столе лежала тонкая щепка – крошечная и легкая, но все же тяжелее вчерашнего гусиного пера.

Я заглянула в свои записи – исчерканные листы усыпали всю комнату. От усердия я даже прикусила язык! Не знаю, был ли это подарок магистра, или вышло случайно, но в Лурдене я начала вспоминать сведения, которых никогда не знала. Мне достался бесценный Закон Парения. Но пока у меня не хватало знаний, чтобы грамотно им распорядиться и применить. Поэтому я усердно училась, чтобы разобраться в тех формулах, которые отныне хранились в моей голове. И это было что-то удивительное, совершенно непохожее на все, что я знала раньше! Я даже подумывала выписать учителей из столичной Академии. Но пока решила попытаться применить Закон Парения самостоятельно и каждый вечер усердно экспериментировала.

Вчера мне показалось, что гусиное перо, которое я пыталась приподнять над столом, не прикасаясь к нему – шевельнулось. Но это мог быть обычный сквозняк! Поэтому сегодня я решила испытать себя на щепке.

Сосредоточилась. И в какой-то миг щепка подпрыгнула на столе! Она шевельнулась!

Я с криком вскочила и вдруг поняла… что тьма в углах комнаты стала плотнее и гуще. Чернее. Я застыла с прижатыми к груди руками, глядя на Кристиана, вышедшего из Теней. В горле встал ком, в глазах предательски защипало.

– Ух ты, – с трудом выдавила я. – Ты освоил новый трюк с Тенями?

– Я освоил целую кучу новых трюков, – так же сипло отозвался он. – Показать? Тебе точно понравится.

– Давай, – согласилась я, пытаясь не разрыдаться.

Верховный февр Двериндариума был в привычной черной форме и почти не изменился. Только побледнел, словно его кожа слишком давно не видела солнца. Под яркими глазами залегли тени, но взгляд был ясным.

Никакого безумия.

Кристиан сделал ко мне шаг. И сжал так, что пуговицы его мундира впились в мою кожу.

Я лихорадочно ощупывала его лицо, плечи, руки. Хотела убедиться, что он здесь. Живой, со мной. Мне необходимо было в этом убедиться!

– Цветов вот не захватил, – пробормотал Крис, так же жадно трогая меня. – И конфет.

Какие цветы-конфеты? О чем он? Я снова чуть не разрыдалась. Зачем-то схватила его ладонь и пересчитала пальцы. Один-два-три-четыре-пять…Кристиан трогал мои волосы, касался губ и щек. Шеи. Спины. Оттянул рукав моего домашнего платья и провел пальцем по тонким розоватым шрамам, покрывающим внутреннюю сторону руки. Тяжело выдохнул. И снова принялся трогать, гладить, рассматривать.