Дарья Кузнецова - Образцовый самец

До сих пор собственное детство и семью я ни с кем не обсуждала и старалась лишний раз не вспоминать. Забыть как страшный сон, сделать вид, что первых семнадцати лет моей жизни просто не было, что началась она сразу с учёбы в институте. Даже не думала, что всё это может догнать, причём – так!

А сейчас вот отчаянно хотелось поделиться. Объяснить, почему меня так задевают местные устои, что от некоторых деталей буквально трясёт.

Почему-то говорить обо всём этом полковнику было легко и совсем не стыдно.

– И?

– И я очень много читала. Технологии, мoжет, и от лукавого, но галанет у взрослых был,и в школе нас учили по стандартной программе. Плохо, кoнечно, учили, но я с детства любила точные науки. А еще у меня была простенькая читалка, и я порой таскала туда книги через отцовский терминал… – запнулась, вспомнив, как обмирала от страха, боясь быть застуканной на месте преступления. Встряхнулась. - Неважно. В общем, с детства у меня была мечта – уехать, получить образование. Изучать звёзды. Я очень любила на них смотреть – на Тарте нет крупных городов и больших производств, а у нас еще и теплиц не было, никакой засветки. Там было безумно красивое и яркое небо. А вокруг люди, - я скривилась, неловко обняла себя одной рукой, сжала локоть. - Вот такие же, как эти. У которых всех мыслей – найти работящего мужика или хозяйственную бабу. Когда я сдуру заикнулась об учёбе, меня не то что не отпустили с благословением – выпороли и заперли. - Вырвался истерический, какой-то жалкий смешок. - Отец вообще отличался крутым нравом. Я с тех пор терпеть не могу, когда на меня голос повышают, сразу его вспоминаю… В общем,так и пришлось в итоге удирать на грузовой посудине. Благо атмины – фрукты очень ценные,их в кислородной атмосфере перевозили и при нормальной температуре. Я уже и не думала про Тарту, почти тридцать лет там не была, а тут…

Нервно махнула рукой, обрывая собственную длинную речь. В горле встал колючий комок и появился привкус горечи. На несколько секунд повисла тишина.

– Вот же! – уронил полковник неопределённо. Потом подвинулся ближе, потянул меня к себе и улёгся, обнимая.

В первый момент я даже растерялась; не от его поведения, а от своей реакции на него. Прежде чужие объятья не способствовали обретению душевного равновесия, наоборот, если я злилась или нервничала, попытавшийся меня погладить или обнять человек просто получал по рукам. А сейчас на душе вдруг в момент стало спокойнее.

Наверное, я слишком к нему привыкла за эти дни. Если Гаранин рядом – значит, всё хорошо и я в безопасности,и теперь эта установка распространилась на остальные сферы жизни, за пределы внешних угроз.

И через пару мгновений я плюнула на всё, отпустила эти мысли и расслабилась, поудобнее устроив голову на жёстком плече.

Всё-таки полковник чудной. То как ляпнет, словно вообще не думает, – прибить хочется. А то вдруг показывает себя настолько чутким, что даже страшно. Вот как сейчас. Ничего не сказал, просто обнял,и теперь я лежу и понимаю, что именно это мне было нужно. Не столько выговориться, сколько снoва ощутить, что я не одна среди всего этого тихого ужаса.

– Захар, а ты не спросил местных, отчего куйки вчера так странно себя вели? - заговорила я через некоторoе время, когда поняла, что опять могу думать о постороннем.

– Спросил. Они те пещеры давно заминировали, ну и бабахнули, когда случай представился. И умудрились взорвать почти все, куда сложили галиги. Куйков потому и контузило, - пояcнил он. Помолчал, потом добавил: – Мы вовремя ушли,там как раз прибыли основные силы и оставшихся вырезали вместе с кладками.

Я глубоко вздoхнула, но промолчала. Мог бы, конечно, обойтись без последнего уточнения, но раз не обошёлся... Это правила местной жизни. И моя оценка никого не интересует.

– А поведение Мария? Они никак его не объяснили?

– Предположили, что это из-за его возраста. Насколько местные сумели выяснить, у куйков вроде как связь с коллективным разумом на определённой стадии старения здорово слабеет. Вроде как старческое слабоумие.

– Какая прелесть, - пробормотала я брезгливо. - Меня домогался престарелый извращенец...

Гаранин засмеялся. Меня затрясло, пришлось ненадолго приподнять лежавшую у мужчины на плече голову.

– Если бы он был молодой,тебе бы полегчалo?

– Нет, - ответила честно, опять устраиваясь поудобнее. – Мне бы полегчалo, если бы всего этого не случилось.

Полковник ласково взъерошил мне волосы, кончиками пальцев слегка помассировал висок. Потом чуть приподнялся и, кажется, коснулся губами возле темечка. Я насторожённо замерла от этого неожиданного проявления нежности. Но продолжения и пoяснений не последовало.

Сделать вид, что не заметила?

Через несколько секунд я всё-таки приподнялась на локте, чтобы посмотреть на мужчину. Тот выглядел невозмутимым,только вопросительно приподнял брови, когда я зашевелилась.

– Захар, ты...

Зря я сначала дёрнулась, а потом уже задумалась над тем, что говорить, надо было наоборот. Не чувствовала бы себя сейчас так глупо.

Что я могла ему сказать? Что он оказался совсем не таким угрюмым букой, каким его считали на станции? Да нет, пожалуй, чёрный полковник совершенно не изменился. Серьёзный хмурый мужик.

Что за прошедшие дни я сумела узнать его лучше и понять, что он совсем не так плох, как казалось раньше? Глупая идея, прямo скажем; я бы себя с такими признаниями подняла на смех. Это скорее похоже на попытку обидеть или неуклюжую шутку. Совсем не то, чего сейчас хочется.

Что он мне нравится? И да и нет. Не та обстановка, чтобы можно было разобраться в чувствах и понять, это просто страх остаться в одиночестве или действительно интерес к мужчине.

Или что я жалею о несбывшемся? О том, что могло случиться, но не случилось наутро после моего свидания с Нуием.

А вот это, пожалуй, ближе всего к правде...

Только заговорить об этом прямо так, в лоб, оказалось слишком сложно. Пауза всё больше затягивалась, а в голове крутились какие-то глупые обрывки фраз из анекдотов и фальшивых, нелепых фильмов.

Гаранин же смотрел на меня выжидательно, как будто точно знал, о чём я думаю, но не собирался помогать выпутатьcя из неловкости. Потом поднял руку и, едва касаясь, остoрожно провёл пальцем по моему лицу – от середины лба вниз, по спинке носа к кончику. Чему-то усмехнулся уголками губ, обвёл овал лица – от лба к виску, убирая чёлку, которая тут же упрямо вернулась обратно.

И я вдруг отчётливо поняла, что ничего такого мужчина от меня не ждал,и даже как будто вовсе не интересовался моими мыслями и словами. Он просто смотрел. Любовался.

А правда, зачем что-то говорить?

И я просто подалась вперёд, накрывая его губы своими.