Дарья Кузнецова - Образцовый самец [litres]

Наблюдать и не иметь возможности коснуться было особенно мучительно. И я не выдержала, шагнула к мужчине, бесшумно ступая босыми ногами. Гаранин искал что-то в своих вещах и, кажется, действительно меня не заметил, потому что ощутимо дернулся, когда я прижалась к нему со спины.

– Вась, хочешь жить – никогда так не делай! – проворчал полковник.

– Как? Так? – проворковала я, с удовольствием скользя ладонями по его телу вниз – от груди на твердый живот, еще ниже… – Знаешь, мне кажется, тебе никакие лекарства не нужны. Ты уверен?

Начбез тихо прошипел себе под нос что-то нецензурное, два раза легко стукнулся лбом о край полки.

– Уверен, уверен, – пробормотал он и стремительно развернулся в моих руках.

Только обрадовалась я рано, сделал он это совсем не для поцелуя. Наоборот, проворно скрутил меня – я даже понять не успела, как оказалась развернутой к нему спиной, с заломленными назад руками, за которые меня держали.

– Гаранин, ты!.. – прошипела негодующе. – Я тебе!..

– Спасибо завтра скажешь, – буркнул мужчина. Плечо слегка кольнуло. – Лучше бы натурой благодарила, черт тебя дери…

Но за последние слова не поручусь, потому что где-то в этот момент мое сознание померкло.

Очнулась я отдохнувшей, в хорошем самочувствии, если не считать легкой сухости и неприятного горького привкуса во рту, и с отвратительно ясной головой. События на берегу озера меня сейчас волновали мало, а вот поведение ночью с Гараниным… Почему, ну почему то вещество, которым накачал меня абориген, не давало побочного эффекта в виде амнезии?!

Я приставала к черному полковнику. Грязно и очень глупо, то есть буквально висла на нем, несла полную чушь и… наверное, если бы могла, изнасиловала бы. Хорошо, что он сильнее и оказался таким принципиальным – сообразил, что я не в себе, и аккуратно вырубил. Или не очень хорошо? Если бы он воспользовался моим вчерашним состоянием, я еще могла бы ощущать себя несчастной жертвой, а теперь… Стыдно-то как, мать моя женщина! Как теперь ему в глаза смотреть?

Я прислушалась к окружающему миру, стараясь не выдавать, что уже проснулась. В комнате царила тишина, поэтому решила рискнуть. Не могу же я вечно притворяться спящей, рано или поздно придется извиняться!

Ладно, в конце концов, я взрослая женщина без каких-то личных обязательств, он тоже вполне одинокий мужчина. Ну подумаешь, облапала! И вообще, судя по реакции, ему понравилось…

Наконец, уговорив себя встать, я обнаружила, что в комнате действительно одна. Неужели Гаранин оказался настолько благородным, что оставил меня приходить в чувство в одиночестве, а сам потихоньку отбыл заниматься поисками дальше?

Повеселев от этого предположения, я поплелась в душ приводить себя в порядок.

Однако благородство Гаранина так далеко не распространялось, ну или проявить его он не успел: я столкнулась с выходящим мужчиной на пороге уборной. Отпрянула на шаг, не поднимая взгляда выше впадинки между ключицами. Тут же вспомнила, что именно там его вчера целовала; в подробностях, со всеми ощущениями. Увы, очень приятными.

Заговаривать со мной и облегчать задачу мужчина не спешил, невозмутимо скрестил руки на груди, не двигаясь с места. К счастью, полковник был не в полотенце, а в тонких местных штанах. К несчастью – сидели они на нем отлично.

– Доброе утро, – наконец выдавила я и заставила себя поднять взгляд. Естественно, Гаранин даже не пытался спрятать ехидную ухмылку.

– С пробуждением, пьянь, – хмыкнул он. – Как самочувствие?

– Нормально. Ты… извини за вчерашнее, я не хотела.

– Да? А по-моему, наоборот, – хохотнул полковник.

– Ну ладно тебе, не издевайся, – проворчала я обиженно. – Подумаешь, ощупали его, какая трагедия!

– Мало! – продолжил веселиться он. – И с обидными намеками.

Я глубоко вдохнула, медленно выдохнула, стараясь перебороть смущение. Черт, я так себя и в юности с мужиками не чувствовала, а тут – мямлю и двух слов не могу связать! Ничего ужасного не случилось, ну посмеялись и забыли, откуда же столько эмоций?

Впрочем, если подумать, объяснение найти нетрудно.

Во-первых, потому что это – черный полковник, которого мы на станции как только не называли за глаза. Я же тогда не знала, что на самом деле он хороший мужик – грубоватый, но надежный и честный. И перед ним неудобно за себя и коллег, и перед ними, как ни странно, тоже. Представляю, как бы они отреагировали на рассказ о моих поползновениях! И не только вчерашних, потому что…

Во-вторых, на ощупь Гаранин действительно оказался хорош. И некоторая – возмутительно большая – часть меня искренне сожалела, что он такой принципиальный. Я и сейчас не очень-то возражала против того, на чем настаивала вчера.

– И что, ты меня теперь всю оставшуюся жизнь будешь шпынять? – все-таки задавила я смущение и скопировала позу мужчины, тоже скрестив руки на груди.

– Пока не надоест, – не стал обнадеживать меня Гаранин. – Но могу согласиться на небольшую моральную компенсацию. И условие.

– Ладно, и что мне сделать? Публично извиниться? Уговорить Баева тебя слушаться?

– Когда мы там еще до твоего Баева доберемся, – отмахнулся полковник. – Да он и без тебя поумнеть должен. Нет. Просто расслабься, – ухмыльнулся начбез, делая шаг вперед.

Я не успела отшатнуться и оказалась в объятиях мужчины. Рефлекторно уперлась в его грудь обеими ладонями и едва удержалась от того, чтобы еще раз, уже на ясную голову, ощупать. Все-таки удивительный эффект: Гаранин даже без одежды выглядел достаточно тощим, а дотронешься – и сразу понятно, откуда берутся сила и выносливость.

Когда мужчина толкнул меня к ближайшей стене и, перехватив запястья, прижал их к твердой поверхности над головой, не испугалась совершенно, даже мысли о какой-то угрозе не промелькнуло. Оно и понятно, странно бояться начбеза после проявленного им вчера благородства. Был бы он способен на подлость, воспользовался бы ситуацией. А сейчас… ну решил немного попугать, в назидание. И немного пощупать в ответ. Можно подумать, я возражаю!

Дальше стало совсем не до мыслей, потому что мужчина вклинился бедром между моих ног, тесно прижался всем телом и поцеловал. Уверенно так, умело – без лишнего напора, но с жадностью и явным желанием большего. А я без раздумий ответила, потому что… стоять истуканом, когда тебя так целуют – это надо быть трепетной девой или полной дурой, а скорее, всем вместе.

Гаранин выпустил мои запястья, чтобы обнять за талию и бедра. Я не стала спорить и охотно обхватила его одной рукой за пояс, стремясь прижаться ближе, а второй – за шею. Целовались мы еще с минуту, и я уже думать забыла о том, с чего все началось. Желание было взаимным, осознанным, полностью добровольным и не менее жгучим, чем вчера, в наркотическом угаре.