Дарья Кузнецова - Образцовый самец [litres]

– Здравствуй, Василиса, – томно промурлыкал он, приближаясь скользящим шагом. – Я Ангур. – Абориген проворно сцапал мою руку, уселся рядом и уткнулся носом в запястье. – Ты изумительно пахнешь…

– Убери руки, – велела ровным голосом.

Обычно чем сильнее я злюсь, тем спокойней и холоднее интонации. Как отмечали окружающие, подчеркнутая вежливость и полное отсутствие эмоций, как у плохого робота, означают, что меня довели до коллапса. Сейчас к злости примешался еще и страх – а ну как Нурий соврал, и они могут склонить к слиянию насильственно? – но хватило выдержки его не показывать.

Ангур проявил удивительную чуткость, какой позавидовали бы многие. Он не просто убрал руки, а отдернул их, да еще отпрянул на полметра. И выражение лица стало потерянным, почти испуганным. Похоже, мое недовольство он не просто ощутил, но глубоко им впечатлился.

– Хорошо. А теперь встань и выйди вон, – продолжила я с облегчением. – И больше ко мне не подходи.

И он опять послушался. Беспрекословно, без возражений, быстро и молча.

Оставшись в одиночестве, я перевела дух. Глубоко вздохнула, прикрыла глаза, пытаясь расслабиться и сбросить внутреннее напряжение – меня едва заметно потряхивало. Чертовски повезло, что у них столь трепетное отношение к женщинам. Могло быть гораздо, гораздо хуже…

А после ухода Ангура аборигены пошли косяками, затеяли настоящее паломничество. Мужчины сменяли друг друга с такой быстротой и четкостью, будто за дверью стояла очередь. Один выходит, пара минут передышки, является следующий. Я даже не поленилась, на четвертом выглянула. Но толпы за дверью не обнаружила. Похоже, очередь у них была виртуальной, примерно как на прогулку в свободной пещере.

При нескольких разговорах присутствовал Марий, начальник Нурия, и сильно меня нервировал. Он не вмешивался в разговор, его словно бы не замечали соискатели, но я постоянно ощущала внимательный, изучающий взгляд. Не знаю, что он хотел высмотреть, но когда ушел – вздохнула с облегчением.

Несколько раз, как и предрекал Нурий, землю трясло. Мне казалось, что каждый новый толчок сильнее предыдущего, но не поручусь: все-таки я не сейсмограф, чтобы точно определять магнитуду. Все аборигены, которые находились в комнате в такие мгновения, сохраняли спокойствие и невозмутимость и заверяли, что это нормально. Пришлось перенимать их настрой.

Сначала казалось, что соискатели вот-вот кончатся. Потом я начала ждать, когда уже им, наконец, надоест. Потом поняла, что им не надоест никогда, смирилась и сосредоточилась на представленном многообразии: похоже, поток не иссякнет, пока я не выберу себе временную сиделку. На всякий случай уточнила у одного из претендентов, оказалось – да, именно так все и обстоит.

Одинокие девушки пригодного к размножению возраста попадали под опеку какого-нибудь мужчины, лишенного из-за преклонного возраста права на слияние. Как он выбирался – мне ответить не смогли. «Счастливчик» принимал на себя ответственность за новоявленную холостячку и фактически становился при ней слугой, выполняющим все капризы. Но последних вряд ли было много, при местном коммунизме и отсутствии понятия «роскошь» привередничать просто не в чем. Да и долго это опекунство не длилось: девица бродила по городу, присматривалась, принюхивалась и довольно быстро выбирала себе партнера.

В моем случае сделали исключение. Вела я себя, на взгляд аборигенов, странно – знакомиться не рвалась, к слиянию совсем не стремилась – и местных это очень нервировало. Вот и решили поступить по принципу «если звезда не желает падать в черную дыру, черная дыра начинает медленно ползти ей навстречу».

Поскольку увильнуть от выбора не позволили, я остановилась на русоволосом пареньке, назвавшемся Тавием. Он был чуть поменьше остальных собратьев, обладал выразительными зелеными глазами и по-детски открытым взглядом. Но, главное, вел себя скромно, послушно и ненавязчиво. Именно его я в итоге отправила за обедом.

С ума сойти, докатилась… Выбрала себе компанию по признакам смирения и послушания. Но, с другой стороны, а чему удивляться, если воспринимать аборигенов как полноценных людей не получается совсем? Это и поначалу, при всех их странностях, было трудно, а после сегодняшних заявлений Нурия – тем более. И за такое отношение уже почти не стыдно.

Однако практика показала, что с выбором новенького я все-таки промахнулась. Молчал он, кажется, не от застенчивости, а от… мягко говоря, неумности. Попытка разговорить его привела к тому, что Тавий стал смотреть на меня большими испуганными глазами, причем с таким видом, словно вот-вот расплачется. Почти на все вопросы он неуверенно отвечал «не знаю» и «что?».

К ужину его непрошибаемость окончательно утомила. Попросив побольше еды, я прекратила мучить паренька странными вопросами и отпустила с миром. Ну его. Скоро Гаранин вернется, голодный и, надеюсь, с новостями.

За день с аборигенами я заметно поостыла и подобрела к полковнику. Все-таки резкость и неуживчивость выделяли его из этого благодушного стада в лучшую сторону, а наличие мозгов делало и вовсе бесценным. Утром я была слишком категорична и здорово погорячилась. Можно было проявить к Гаранину немного снисхождения и понимания, нехорошо отказывать человеку в праве на саморазвитие вот так, с ходу, не дав малейшего шанса. Может, он вполне способен делать выводы и работать над собой, если спокойно объяснить, что не так.

Да и «не так» мое, если разобраться, было больше продиктовано смущением и растерянностью, чем каким-то хамством со стороны мужчины. Я ведь умом понимала, что он не собирался меня оскорблять, просто произошло недопонимание.

В общем, я была настроена на переговоры, даже готова извиниться за свою вспыльчивость… Одна проблема: возвращаться мужчина не спешил.

Вскоре я начала всерьез нервничать, не вляпался ли Гаранин в какие-то неприятности. Вдруг нашел тех подрывников, но это зло оказалось куда опасней странных аборигенов? Вдруг ему нужна помощь? Но сознание собственной бесполезности в этом вопросе надежно удерживало меня на месте. Все, что я могла сделать, это обратиться к аборигенам, а это при их отношении даже к своим собратьям – меньше чем ничего.

Добавил тревоги и новый подземный толчок. Не знаю уж, насколько это привычно для местных, но меня опять буквально подбросило. Я резко села, напряженно прислушиваясь к окружающему миру и ожидая, что вот-вот на голову рухнет потолок, и почти готовясь куда-то бежать. Однако земля успокоилась. Через пару секунд и я взяла себя в руки. Лишь отчасти: время между толчками явно сокращалось, и впереди мерещился неизбежный жуткий итог этой раскачки.