Дарья Кузнецова - Образцовый самец [litres]

– Наверное, – я нервно повела плечами. Думать о последних событиях не хотелось, но думалось. И было от этих мыслей грустно и противно. Конечно, хорошо, что со всем разобрались и все выяснили, но…

– Как первый рабочий день? – спросил Гаранин.

Только теперь я обратила внимание, что в голосе полковника, вообще в том, как он шел рядом, сцепив руки за спиной, ощущалось странное напряжение. Покосилась на мужчину растерянно, но сказала:

– Рабочий – хорошо, мои явно обрадовались появлению останков прототипа.

– То есть мы не зря трое суток летели верхом на ящиках?

– Не зря, – коротко ответила ему. Потом подцепила под локоть и спросила настороженно: – Зар, что-то случилось?

– Нет, я… – проговорил он, машинально согнув руку, чтобы мне было удобнее держаться. Запнулся и, отмахнувшись, накрыл мою ладонь своей. – Не обращай внимания. Я соскучился.

– Так, погоди. Ты что, опять какие-то выводы сделал?! – сообразила я. Остановилась возмущенно, поймала его за воротник формы, чтобы развернуть к себе. – Ну-ка в глаза смотри! Что ты там опять напридумывал?

В ответ начбез засмеялся, заметно расслабившись.

– Никаких выводов, я же обещал, – заверил он. – Просто… легкие опасения.

– Дурак ты, Гаранин! – буркнула я, но продолжать ругаться не стала. Просто потянула мужчину к себе за все тот же воротник, заставляя нагнуться.

Намек был понят правильно, и через мгновение мы уже увлеченно целовались прямо посреди коридора. И мне было совершенно плевать, как на это отреагируют окружающие. Даже, если совсем честно, хотелось, чтобы кто-то нас застукал. Пусть уже поскорее сплетня облетит станцию и забудется, чтобы Захар перестал дергаться по мелочам.

Удивительно, как такой серьезный, бесстрашный профессионал может быть таким неуверенным в себе, когда дело касается личных отношений! Даже как-то неловко, что такие эмоции вызываю у него именно я. И ведь вроде бы ничего для этого не делаю…

Странно, но упорство Гаранина в собственных заблуждениях и опасениях – конечно, в тех случаях, когда он не делал выводов, а само по себе – уже совсем не раздражало и вызывало только одно желание: как-то успокоить, убедить, доказать ему, что повода для беспокойства нет. Ну в самом деле, куда я от него денусь-то?

– Знаешь, оказывается, это был очень длинный день, – пробормотала я через пару минут мужчине в губы. – Я ужасно соскучилась. Куда ближе, к тебе или ко мне?

– Наверное, ко мне.

По дороге нам вообще никто не встретился, станция как будто вымерла, хотя обычно жизнь здесь кипит круглые сутки – люди работают в разные смены, никакой единой на всех ночи. Даже освещение в коридорах всегда приятно-приглушенное, утренне-вечернее.

В каюте некоторое время было не до пустой болтовни и не до сомнений со всякими посторонними мыслями. А вот потом, когда мы лежали рядом, обнявшись, и я рассеянно выводила кончиками пальцев узоры на груди мужчины, мысли эти нагнали.

Я с удивительной ясностью понимала, что не желаю расставаться с этим человеком. Совсем. Хочу не встречаться от случая к случаю и приятно проводить время, а иногда расставаться, на положенные графиком восемь рабочих часов, чтобы непременно в середине дня встретиться и пообедать тоже вместе. Засыпать и просыпаться рядом, и пусть никому даже в голову не приходит, что это временно.

Интересно, это любовь? Или какой-то вариант зависимости, спровоцированной шуликом?

Впрочем, даже если и так, плевать на причины. Какая разница, в самом деле? Главное, что я – это все еще я, а он – все еще он, со своими достоинствами и недостатками. Надежный, заботливый, но с дурацким чувством юмора и глупыми страхами, которые очень хотелось побороть, успокоить, дать понять, что Захар мне нужен и менять его на кого-то я не собираюсь.

Причем процесс утешения, кажется, интересовал несколько сильнее, чем конечный результат.

– Зар…

– Вась…

Заговорили мы одновременно, одновременно фыркнули от смеха.

– Давай ты, – вежливо уступил мне очередь начбез.

– Гаранин, ты знаешь… только не смейся. Я вот лежу и думаю: а может, нам взять и пожениться? – предложила задумчиво. Пальцы мужчины, до этого медленно перебиравшие мои волосы, замерли. – Я, честно говоря, после Антона и не думала, что мне подобная идея когда-нибудь в голову придет, но вот – поди ты! Нет, если ты вдруг против – я не обижусь, в конце концов…

– Вась, ты что, серьезно? – Захар приподнялся на локте, чтобы заглянуть мне в лицо.

– Серьезно – это ты про «не обижусь»? – с иронией спросила я. – Или, хочешь сказать, ты собирался предложить что-то в этом же духе?

– Я собирался предложить тебе перебраться в мою каюту. Совсем не хочется тебя отпускать, а у меня просто больше места. Но твой вариант гораздо интереснее!

Откладывать надолго мы не стали. Оповещать кого-то тоже. В конце концов, это наше с ним личное дело, а выслушать бесконечные «вы серьезно» и «ну ничего себе!» можно будет и потом. Просто с утра пораньше заявились к капитану станции, который по древней докосмической традиции обладал правом заключать браки. Капитан никаких лишних вопросов себе не позволил, только растерянно качнул головой и заметил задумчиво: «Ну ты, Гаранин, даешь».

И никакие сомнения с опасениями меня не беспокоили, и даже не казалось, что мы торопим события. Спешка… нам ведь хорошо вместе, какой смысл тянуть? А будущее – штука переменчивая, и если сейчас бояться сделать шаг навстречу тому, кто дорог, то зачем вообще нужна жизнь?

Я отчетливо понимала, что полковник – человек сложный, но… когда нормального ученого пугали трудные задачи, в самом деле! Да и я не проще.

Выйдя от капитана уже в новом статусе, мы разошлись каждый по своим делам, условившись, что начбез зайдет за мной перед обедом. Просто потому, что я наверняка забуду, а он – человек собранный и более организованный в вопросах распорядка дня.

Утром станция бурлила. Работа не то чтобы совсем встала, но шла гораздо медленнее, чем могла: все обсуждали арест Баева. Ругались, ужасались, делились подробностями. Кто-то вспомнил, что у научрука уже были проблемы с его игорным азартом, еще на Земле, и едва не дошло до увольнения, но потом он вроде как взял себя в руки. Но все равно в виновность Баева люди верили с большим трудом, потому что его любили и к нему привыкли.

Однако, как ни странно, верили все-таки легче, чем в виновность начбеза. Лично меня это очень радовало, потому что я лелеяла грандиозный план примирить своего уже – с ума сойти! – мужа с научным сообществом «Черного лебедя», и момент для этого был вполне подходящий. Осталось только выбрать какой-нибудь удачный повод для неформального представления его хотя бы своей лаборатории. Потом, не сегодня, надо дать им какое-то время привыкнуть.