Марина Ефиминюк - Пока смерть не разлучит нас [litres]

– Аделис, оставь нас на несколько минут, – тихо попросил Доар.

Мы двигались синхронно. Я поднялась с дивана, а он приблизился к дверному проему.

– Добрых дел, риат Эббот, – сдержанно попрощалась с хозяином дома.

– А как же тэй? – не слишком натурально всполошился Айдер. – Какие могут быть разговоры без чашки крепкого тэя? Надо сказать, что ночка у меня выдалась еще та…

Я вышла и плотно закрыла за собой дверь. Сбежала бы на улицу, но не позволила длина поводка, пришлось прислониться к стене, чтобы не стеснять Доара в движениях. И лишний раз не давать пронырливому кузену поводов задуматься, по какой причине мы ходим исключительно парой, как рыбки-неразлучники.

Они кричали. Толстые стены мешали понять смысл слов, можно было разобрать лишь злые и яростные интонации. Пару раз меня прилично дернуло и заставило вжаться в стену, потом снова отпускало. Наконец Доар вышел в холл и кивнул:

– Поехали, Аделис.

– Легкой дороги, эсса Хилберт! – прокричал из гостиной Айдер. – Обязательно ждите меня на праздник. Уверен, он окажется полон удивительных минут!

Мы вышли на каменное крыльцо. В Северной долине гулял холодный ветер, и после жарко натопленного помещения захотелось поежиться.

– Все в порядке? – осторожно спросила я.

На застывшем от ярости лице Доара ходили желваки.

– Не бери в голову, – отрывисто бросил он, очевидно, все еще кипя внутри.

Когда мы выезжали с центральной улицы, то совершенно неожиданно встали в затор и некоторое время ждали, когда кареты разъедутся. Неожиданно в окне я увидела маму! Одетая в светлое пальто, заметная и яркая, она выходила из грязной подворотни. В первый момент я даже глазам своим не поверила. Матушка всю жизнь утверждала, что благородная эсса обязана ходить исключительно по властительским площадям и широким проспектам, а тут выскочила из затрапезного проулка и даже воровато огляделась вокруг, не заметил ли кто.

– Там мама, – произнесла я.

– Теща в Северной долине? – словно вышел из транса Доар и выглянул в окошко.

Благородная эсса встала на краю пешеходной мостовой и вытянула руку, чтобы поймать наемный экипаж. Я тут же приоткрыла дверцу и крикнула:

– Сюда!

Матушка резко обернулась и с неизменно высокомерным выражением на лице направилась к нашей карете. Почему-то складывалось впечатление, что меньше всего она хотела забираться в салон, но, столкнувшись нос к носу, просто не нашла способа проигнорировать приглашение. Быстро уселась в экипаж и расправила юбки.

– Светлых дней. – Губы матушки тронула вежливая улыбка. – Аделис, воспитанной эссе не пристало орать, как будто ее режут.

– Знаю. Что ты делаешь в Северной долине? – прямо спросила я.

– Надо было кое-что раздобыть… – Она помолчала, словно раздумывая, и добавила: – Безусловно, для праздничного банкета.

– А почему не взяла кучера? – поинтересовалась я, чувствуя какой-то подвох.

– Доехала с риатом Альдоном, но обратно пришлось добираться своим ходом, – объяснила она и с презрением, маскирующим разочарование, добавила: – Я бы подождала на этом его научном собрании, но меня не пригласили. Полагаю, что мы еще слишком плохо знакомы, чтобы представлять меня друзьям.

Видимо, чтобы познакомиться получше, после ужина она предложила провести вечер за стаканчиком легкого ликария со вкусом черных ягод. Для сдержанной светской попойки в особняке не нашлось ничего, кроме крепкого соврена. Мама посчитала простой алкоголь недостойным вечеринки и срочно заказала легкое вино в местном винном погребке, а потом раздраженно отчитывала Эрла за то, что он посмел помыть пузатую бутылку, пыль на которой нарочно собиралась не один год.

– Но она же была грязная! – доносился из гостиной расстроенный голос лакея, пытавшегося защититься от нападок. – На нее паутина наросла!

– Честное слово, Эрл, даже дети знают, что вот эта самая паутина признак дороговизны! Да я за нее доплатила три золотых шейра!

– Эсса Хилберт, вас явно обманули, – промычал он. – Хотите, я лично спущусь в погреб, накручу на метелку нашей родненькой паутинки и заляпаю бутылку обратно?

– Светлые боги, не разрывайте мне сердце! Вы как будто в Риоре родились! – выдала мама ругательство, обычно страшно обижавшее эсхардцев с любой родословной.

– Эсса, но я действительно родился в Риоре, – заметил слуга.

– Вот именно! – с чувством воскликнула матушка.

Доар с Альдоном задержались возле картины с изображением мощного грифона, и я никак не могла войти в гостиную, чтобы остановить несправедливую атаку на Эрла. Когда мужчины наконец отошли от стены, мне удалось дотянуться до дверной ручки. Но расстроенный слуга уже вышел с низко опущенной головой.

Я успела перехватить дверь, надеясь с порога намекнуть матушке, что в нашем доме слуг «полировать» не следует, но поперхнулась словами. Мама украдкой подливала в стакан с совреном, какой обычно пил Доар, снадобье из маленького подозрительного флакона.

– Ты что делаешь? – спросила я, отказываясь верить в реальность происходящего.

Она вздрогнула и резко оглянулась. На секунду в ее моложавом лице проявилась паника. Длина поводка позволяла нырнуть в глубь комнаты, чем я не преминула воспользоваться. Тихо закрыла за собой дверь и прошептала:

– Мама, я не предполагала, что ты опустишься до такого!

– Аделис… – Она прикрыла глаза. – Совершенно точно ты не должна была этого увидеть.

– Ты ненавидишь Доара настолько, что решила его отравить?! – задыхаясь от злости, воскликнула я.

– Чего? – копируя манеру Руфи, вытаращилась мама. – За кого ты меня принимаешь? Ты права, я не в восторге от того, что происходит у вас с этим риорцем, но чтобы подливать ему яд? Кажется, мне следует оскорбиться.

– Кажется, тебе следует собрать вещи и немедленно покинуть Риор. И больше никогда – хорошо меня слышишь? – никогда здесь не появляться!

– Это не яд, а возбуждающие капли! – прижав флакон к декольте, выпалила мама.

– Да ты брешешь! – не нашла я других комментариев.

– Светлые боги, Аделис! У тебя лексикон, как у сапожника, – проворчала она без обычного нравоучительного тона.

Вдруг мужчины попытались войти в гостиную.

– Риаты, позвольте благородным эссам поговорить с глазу на глаз! – заявила я. – Полюбуйтесь пару минут картинами.

Доар открыл рот, чтобы высказать несогласие, но дверь перед его носом захлопнулась. Мы с матушкой снова остались наедине.

– Как же мне неловко, – пробормотала мама, присаживаясь на диван. – Но, дочь, ты взрослая женщина. Была замужем, успела развестись и даже спишь с бывшим мужем в одной кровати…

– Покороче, мама, – оборвала перечисление «подвигов».

– Понимаешь, ректор Альдон – мужчина видный, родовитый, и воспитание не хромает. Другими словами, как раз в моем вкусе. И мне пришла в голову мысль… А что я теряюсь? Подумаешь риорец, зато ректор большой академии, преподаватель, маг – в общем, исключительно достойный человек.