Екатерина Федорова - Руна на ладони-1

А под утро, когда в окошке, забранном тонким, гномьей работы стеклом, забрезжил рассвет, Ульф поднялся с лавки. Шагнул к старухе, зевавшей за прялкой, сунул ей под нос открытую ладонь с кусочком отполированной кости. Которую всю ночь стискивал так, что руку свело.

И сказал приглушенно, срываясь на рык:

— Где невеста, которую ты мне обещала? Я просидел тут всю ночь. Мои люди, наверно, уже не знают, что думать…

— Я тоже сидела вместе с тобой, Ульф Ормульфсон! — дребезжащим голосом заявила старуха. — И держала открытым наш Мидгард для той, кого норны могут отдать тебе в жены! Думаешь, легко в мои годы делать такое? Знаешь, сколько своей силы я сегодня истратила? Но что поделать, если девки в Неистинном Мидгарде уже забыли, что такое руны? И ни одна из тех, кто тебе подходит, так и не коснулась руны Гебо?

— Ты-ы… — зарычал Ульф. — Обещала…

Пальцы дрогнули, сгибаясь, блеснули затупленные вершинки когтей. По щекам закололо — проросла шерсть. У него она была светлая, словно подсвеченная лунным светом. Челюсти с хрустом начали удлиняться.

Кожу под серебряной гривной нестерпимо зажгло. Казалось, ещё немного — и серебро проплавит тело до ребер…

***

В следующее мгновенье после того, как свечи разом погасли, неяркий свет вспыхнул у Светы перед глазами.

И она увидела уже не зал, драпированный синим бархатом — а какую-то комнатушку в каменном доме. Где она очутилась непонятно как.

Из стен неровно выпирали темно-серые камни — на штукатурку здесь тратиться не стали. Откуда-то сбоку лился приглушенный, вроде бы утренний свет. Посередине комнаты, в странном камине без стенок, курились угли. Стояли лавки. Она сама сидела на одной из них…

А перед камином склонялся над хрупкой старушкой какой-то здоровенный мужчина. Со своего места Света могла разглядеть только его спину, обтянутую темной рубахой.

Но спина была широкая, плечи буграми распирали ткань. Голову мужчина наклонил вперед. И что-то рычал — потому что низкий, угрожающий звук, который Света слышала, никак не могла издавать несчастная старушонка, наполовину скрытая от неё силуэтом мужчины…

А потом его рука дернулась вперед.

То ли ударить собрался бабульку, то ли за горло схватить, в ужасе сообразила Света. И, сорвавшись с места, с размаху ударила мужика сумочкой — которую так и держала на коленях, после того, как достала тысячную.

Хлопнуло, треснуло, сумка на длинном ремне дотянулась до мужского затылка. Из незастегнутого верха посыпалось все, что Света таскала с собой — косметичка, зеркальце, духи, ключи.

И последним вывалился айфон. Жалобно хрустнул, приземлившись…

Только Свете было уже не до этого. Потому что мужчина развернулся к ней.

Лицо у него оказалось страшным. По щекам тянулась длинная щетина молочно-серого оттенка, челюсти выпирали вперед, из-под тонких губ торчали клыки. А из-под низко нависших, косматых, тоже каких-то блекло-молочных бровей сверкали глаза оттенка светлого янтаря.

Свету охватил такой страх, что сил не осталось даже на крик. Она сделала назад один шаг, второй. Под коленки уперлась лавка…

Мужик, уже очутившийся рядом, на глазах менялся. Куда-то исчезла щетина на щеках, челюсти втянулись, быстро уменьшаясь, так что лицо стало вполне человеческим. Клыки исчезли.

Старушонка подскочила сбоку, что-то радостно протараторила.

***

— Вот то, что я тебе обещала, Ульф Ормульфсон! С тебя шесть марок — и золотом, не серебром!

— Получишь, — пробормотал Ульф, разглядывая ту, чью нить норны согласились связать с его.

Кожу под гривной больше не жгло, челюсти втянулись. Да и подшерсток пропал.

У девушки оказались глаза цвета зрелого желудя, чистая кожа, присыпанная веснушками. Губы, похожие на клюкву после дождя — такие же блестящие, влажные. Её волос Ульф не видел, их прикрывала куцая шапочка.

Потом девушка что-то испуганно сказала.

— Она не умеет говорить на нашем языке? — спросил Ульф у колдуньи, не отводя от девушки взгляда.

— Она говорит на языке Неистинного Мидгарда. — Ауг помолчала, затем предложила: — Две марки золотом, и я дам ей зелье, в которое добавлена одна капля меда Одина. Говорить на языке Истинного Мидгарда она не начнет, но будет его понимать.

— Давай, — приказал Ульф.

***

Света понемногу приходила в себя.

Страшный мужик, у которого сама собой пропала куда-то щетина с лица, а ещё уменьшились челюсти, спрятались во рту клыки — теперь походил на человека.

То есть походил бы — если бы не мрачное, угрюмое лицо. И длинные волосы какого-то непонятного, серовато-молочного оттенка. В дополнение ко всему одет он был так, словно вот-вот отправится на игры реконструкторов. Темная свободная рубаха, стянутая под горлом кожаными завязками, небрежно засученные рукава, ремень с бронзовыми накладными бляхами на впалом животе…

И меч. Самый настоящий, подвешенный к поясу-перевязи, стягивавшем бедра чуть пониже ремня.

Мужчина, стоя рядом, смотрел на неё, не отводя взгляда. Переговаривался на незнакомом языке со старухой — тоже одетой как-то странно, в одеяние, отдающее седой стариной.

И на Светины вопросы:

— Кто вы? Где я?

Никто из них не ответил.

Но эти люди не пытались её схватить или ударить — в отличие от неё. А она-то уже успела съездить мужчине сумкой по затылку…

Причем, судя по тому, как эти двое сейчас разговаривали, ничего страшного старушке не грозило. Или же они всегда так общались. С угрожающим рычанием.

Света замерла, размышляя.

Самое главное и самое непонятное — где она? Как попала сюда? Воспоминаний об этом в памяти не оказалось. Может, её опоили чем-то, что вызывает амнезию?

Но в квартире ведьмы она ничего не пила и не ела. Так что подсунуть что-то одурманивающее ей там не могли.

Или все-таки опоили, но она об этом даже не помнит? А может, Ирун Азиза обработала её какой-нибудь дрянью? Скажем, нервно-паралитическим газом из баллончика… сейчас много чего выпускают. Отсюда и провал в памяти.

Обработали и привезли сюда. Усадили, даже сумку пристроили на коленях — все, как в квартире Ирун Азизы. Затем она очнулась…

Но кто эти люди? На каком языке разговаривают? Что за место?

Меня могли продать кому-нибудь, решила Света. В бордель? Однако на бордель дом не походил. Разве что — особый, для любителей старины.

И все же старуха не тянула на содержательницу притона. Мужчина вообще оказался странный, с изменяющимся лицом.

Логово каких-нибудь сатанистов, расстроено предположила Света. Может, она сейчас даже не в России. Язык этот незнакомый, одежда непонятная…

Старуха тем временем метнулась к полкам в дальнем углу, взяла крохотный горшочек, в половину ладони высотой. Задержалась у стола, стоявшего в двух шагах от камина без стенок. Налила из горшка в чашу какую-то жидкость.