Меган Креве - Пострадавшая магия (ЛП)

Он заставил нас выполнять упражнения, похожие на уроки физкультуры в моей школе, просто в десять раз увеличил нагрузки. Бег, отжимания, приседания, пресс — и так снова и снова, пока мышцы не стали пылать, а пот — жалить глаза. Приша рядом со мной убирала со лба мокрую челку.

Хэмлин решил, что нам нужно сделать перерыв.

— Теперь идем туда, — он указал на другую сторону спортзала, где черная панель тянулась вдоль стены. Хэмлин отцепил пульт от подставки и нажал пару кнопок.

Панель замерцала. На экране появились шесть силуэтов людей, зеленые на черном.

— Мишени могут ощущать магическое давление, — Хэмлин махнул пультом, и красные точки вспыхнули на фигурах. — Это ваш первый день, так что начнем с простого. Попадите по цели магией в одну из этих точек. Используйте любую удобную технику. Чем сильнее и точнее будет удар, тем лучше.

Я напряглась, смотрела на фигуру перед собой. Поток энергии вокруг меня слабо задевал кожу. Эти мишени были не настоящими, но магию направляло наше намерение. И намерение навредить, уничтожить ослабляло гармонию магии.

Хэмлин смотрел на меня. Он видел наши записи от экзамена. Сколько подробностей включили экзаменаторы? Он знал, почему я мешкала?

Это была просто картинка. Если я хотела влиять тут, я не могла давать повод для сомнений.

Я заставила себя пропеть строку на испанском, сосредотачивая свою волю для магии в словах, оттачивая ритмом энергию в воздухе в небольшое копье. Последняя гласная, и снаряд полетел по комнате. Он попал по красной точке на горле мишени. Экран звякнул, над фигурой появились очки.

Магия задрожала, и меня мутило. Это было неправильно.

Я старалась отвлечься от ощущения, но, когда Хэмлин остановил упражнение, я успела ударить лишь несколько раз.

— Хорошо, — сказал он. — Двадцать кругов по залу. Вперед!

Другие побежали, а я прошла к нему.

— Можно с вами поговорить? — сказала я.

— Что такое, Лопез? — спросил он.

— Я… — он просто играл в глупого или не знал, что экзаменаторы рассказали мне? Что я могла сказать, обойдя эти чары молчания, чтобы это было понятным? Я облизнула губы. — Мне говорили… Я заметила, что разрушительные чары, как те, что мы тренировали только что, разрушают магию. Мне казалось, что Национальная защита хотела, чтобы я поискала способы проводить операции, не ослабляя магию.

Я не успела закончить, Хэмлин скривился не от шрама.

— Девочка, мы сражаемся с военными, которые убивают при первом шансе. Тебе нужно давить силой, или все умрут.

— Но если это вредит магии…

— Магия была тысячи лет, и она будет еще тысячи лет. Переживай, чтобы ты и твой отряд не пострадали, — он похлопал меня по плечу. — Не знаю, что они тебе сказали, но экзаменаторы говорят разный бред, чтобы завлечь чемпиона. Мне жаль, если они тебя запутали. У тебя есть талант. Будут другие способы помочь там.

Он пытался поддержать меня, но его слова влияли иначе. Я знала, что экзаменатор Ланкастер успокаивала меня, но не хотела в это верить. Как могли Конфед не думать, что мы вредим магии?

Сколько людей у власти знали о влиянии на магию? Я не подозревала о том, что у магии есть сознание, до экзамена, и только я ее ощущала. Но я не могла объяснить это Хэмлину, когда не могла обсуждать то, что случилось за эти пять дней. Я недовольно скрипнула зубами.

— Все эти миссии, сражения… я знаю, что это сильно влияет, — сказала я. — Мы можем убить магию, с которой должны работать.

Хэмлин смотрел на меня так, как Финн и остальные, когда я заявила, что магия может быть живой. Будто я сообщила, что мы на Марсе.

— Слушай, — сказал он тепло, но твердо, — если такое происходит, командующие это учтут. Сражения — просчитанный риск и жертвы. Если увидишь повод для тревоги во время миссии, всегда можно сообщить это лидеру во время миссии.

Он не верил мне. Я опечалилась, поняв это. Мне можно было лишь отказаться продолжать, а потом они выжгут меня, и это никому не поможет.

Другие чемпионы пробежали мимо. Приша с тревогой посмотрела на меня. Я расправила плечи, взяла себя в руки и прогнала холодок в себе.

Другие люди знали, что я чувствовала, были со мной и верили мне. Я собиралась показать это людям в спецотрядах. Показать, рассказать, убедить их. Если я смогу увести их на свою сторону, мы сможем изменить стратегии. Даже такие, как Хэмлин послушают.

Защитить магию, а потом открыть обман Конфеда. По шагу за раз. Я была готова к долгой игре. Потому что, если я не смогу, магии не останется ни для чего.

Я склонила голову.

— Ладно, — сказала я. — Просто… они так сказали… я запуталась.

— Ничего страшного, — Хэмлин отмахнулся. — Беги уже.

Я не могла догнать остальных, но бегала, пока ноги не заболели, пока горло не заболело от дыхания. Я думала о последних моментах с Финном, его кривой улыбке, блеску решимости в зеленых глазах, тепле его щеки на моей. Мы так далеко прошли. Они не остановят нас теперь .

Я не дам властям остановить меня, как бы сложно ни было. Магия, Финн, мои родители нуждались во мне.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Финн

Я думал, что разочарование людей во мне было ужаснее всего в мире. Я просто не знал, что такое жалость.

Жалость была во взглядах, что я получал, стоило выйти из дома семьи. На 81-й улице было много магов после Разоблачения, и почти все соседи были магами. Близился конец сентября, многие знали, что юного Локвуда отрезали от магии, раньше, чем они замечали кривой Х на моем виске, похожего на четырелапого паука. Сплетни опережали меня.

Люди, что обычно здоровались со мной, теперь серьезно кивали или с болью выдавливали улыбки. Мне не нужен был суперслух, чтобы уловить шепот за спиной: «Бедняга, что он будет теперь делать? Представляете, что чувствуют его родители? Как же не повезло».

Я знал, потому что слышал такие шепоты о других Выжженных из семей старой магии, который возвращались с экзамена с такими метками. Но про меня болтали сильнее. Я был Локвудом: правнуком члена Круга, сын двух самых уважаемых магов в городе. Такое не должно было произойти со мной.

Нет, я должен был занять место в колледже, поданное на тарелочке, даже если я не заслужил его.

Моя семья справлялась лучше, чем я надеялся. Родители обходили меня, пока я приходил в себя, но, когда я говорил с ними, разговоры проходили неплохо, если не считать периодические паузы. Они переживали за меня, но решили не вываливать переживания на меня, пока я пытался смириться с поражением.

Моя старшая сестра Марго прибыла на бранч утром воскресения через три недели после моего возвращения с острова Рикерс. Она сморщила нос от метки Выжженного, назвала ее «жутко варварской» и дразнила меня во время еды, но дружелюбно, не боясь, что я рассыплюсь. На пару мгновений я даже забыл, что что-то изменилось. Я хотел, чтобы она не уходила.