Диана Хант - Сердце волка

— Значит, мы поедем в аббатство? В Доринже?

Андре покачал головой.

— Там тоже небезопасно. Настоятель Доринже — побочный сын покойного отца Эберлея. Даже если настоятель согласится обвенчать нас, он сообщит герцогу. И тот опять-таки оспорит.

— Но если… Если… Мы…

Я положила ладонь на грудь Андре, ощущая, как громко стучит его сердце, какая горячая у него кожа.

Андре накрыл мою руку своей и застонал.

Отнял руку, поднес к губам, нежно поцеловал мою ладонь.

— Даже если брак будет консумирован, Эя, даже если… Эберлею не нужна твоя честь. Ему нужны твои деньги. А родственницу с запятнанной репутацией, сама понимаешь, удержать дома легче.

— Что же нам делать, Андре? Ведь завтра ты должен покинуть замок.

— Я уеду раньше, Эя.

В груди у меня похолодело, но лишь на миг. Потому что Андре быстро добавил:

— И ты поедешь со мной.

— С тобой? Ко двору?

— Все думают, что я поеду ко двору, и Эберлей так думает, тем более если мы исчезнем вместе, погоня кинется по королевскому тракту.

— А мы?

— Мы поедем в мое герцогство, в Делла-Ров. Там нам нечего опасаться.

— Ты пошлешь весть королю?

— Лучше. Их величества будут нашими гостями через месяц. Я представлю тебя как свою жену. Им ничего не останется, как благословить нас. Мы вернем твои земли и твое имущество, Эя. Надо только потерпеть.

— Земли? Имущество?

— Ох, Эя. Да гори оно все священным пламенем! Мне не нужно ни твоего титула, ни денег. Я способен обеспечить нашим детям неплохое содержание.

Я заморгала. Какая я эгоистка! Даже не подумала о том, что от замужества бывают дети.

— Но твой отец… Он и мне был отцом, Эя. Настоящим, а не тем выродком, который пил, бил мою мать и обрюхатил всех служанок в поместье. Он умер пьяным, захлебнувшись собственной рвотой. Моя мать плакала на его похоронах. Все думали, от горя. А я шел за гробом и думал: собаке — собачья смерть.

Тогда я впервые увидел в женщине это… божественное начало. И решил, что хочу служить Богине.

Когда появился герцог Альбето, я сначала воспринял его в штыки. Я думал, все мужчины такие, как мой отец. На приемах — сама любезность, а в кругу близких — мерзкие животные. Но твой отец был другим. Он искренне любил и уважал мою мать. Ни разу я не слышал, чтобы он повысил на нее голос. Она была счастлива с ним.

— Отчего она умерла? — спросила я.

— От болезни, — сухо ответил Андре. — Все, Эя, крошка, некогда предаваться воспоминаниям.

Он притянул меня к себе и нежно поцеловал в лоб. Вздрогнул, зарылся носом мне в волосы, с сожалением отстранил от себя, пробормотал что-то нежное.

— Иди. Как только замок уснет, выезжаем. Слушай внимательно, что тебе нужно сделать. Не доверяй никому. Никому, слышишь? Даже своей служанке.

— И Миле?!

— Эя. На кону твои свобода и безопасность.

— Я поняла.

— Я единственный, кому ты можешь верить. Больше друзей у тебя нет. Ты поняла?

Я кивнула.

— Ну вот и умница. Слушай внимательно, Эя…

Виталина замерла посреди опустевшего зала, комкая кружевную салфетку в руках. Мимо скользят дворецкие в расшитых золотом ливреях, горничные в синих платьях, накрахмаленных передниках и чепцах… Сестра выделяется на общем фоне, как лебедь в стае канареек. Спина прямая, как жердь, лицо растерянное, взгляд уставший. Еще бы! Вторые сутки на ногах. Эберлей вышел, провожая последних гостей.

Внезапно я поняла, что могу никогда больше не увидеть ее. Ни ее, ни Микаэлу. А может, не увижу их очень-очень долго. Конечно, она будет злиться, когда узнает о моем побеге, о замужестве, которое, между прочим как и у нее, будет тайным.

Наверно, мы все же больше сестры, чем кажемся!

Я подошла к Виталине и взяла ее за руку, чуть сжав прохладные пальцы.

Сестра вздрогнула, словно приходя в себя, и посмотрела на меня удивленно:

— Эя? Я думала, ты у себя.

— Шла к себе, — ответила я. — И вот увидела тебя и вспомнила о своих обязанностях фрейлины.

Мы обе прыснули.

— Не злись, — попросила она. — Ты же понимаешь, это был просто урок.

Я кивнула.

— Эя?

— Да я понимаю, — сказала я и махнула рукой. — И кстати, неизвестно, как бы я повела себя на твоем месте.

— Ты искренна сейчас, Эя?

Я обняла Виталину за талию, и она положила руку мне на плечо.

— Будешь ждать мужа? Или проводить тебя в покои?

— Знаешь, проводи, — сказала Виталина и зевнула, прикрыв рот ладонью. — А то засну прямо здесь.

Мы поднялись по лестнице, и, когда зашли в покои Виталины, она скомандовала всем служанкам выйти.

Я помогла ей расшнуровать платье.

— О чем ты задумалась, Эя?

— Я думала, что будет со мной… Завтра Андре уезжает. По приказу Эберлея. Я хотела сказать, герцога Милфорда Эберлея. И теперь, когда в нашем замке хозяйничает твой муж… Я никогда не покину башню, да?

Виталина нахмурилась.

— Глупости, Эя. Милфорд любит тебя, как сестру, и заботится о тебе. Все будет хорошо, даже не сомневайся.

Она запнулась и заговорила медленнее, чуть растягивая гласные:

— Стой. А откуда ты знаешь, что Андре уезжает? И откуда мысли о башне? Мы ведь, кажется, обо всем договорились.

— Я сама слышала их разговор, Виталина.

— Ты слышала? Хочешь сказать, подслушивала?

— Какая теперь разница? Герцог Эберлей сказал, что я никогда не покину замок. Наверно, он имел в виду башню. Ты думаешь, я не понимаю? Как только Андре уедет, меня отправят в монастырь, откуда мне никогда не выйти.

— Лирей… ты слишком строга к Милфорду. И потом, у тебя есть мы с Микаэлой. Мы никогда не дадим тебя в обиду.

— Виталина, ты сама веришь в то, что говоришь? Или память у тебя коротка, как у канарейки? Забыла уже, что только вчера выпустила меня из башни? И то только потому, что Андре приехал. Иначе сидеть бы мне там и сейчас.

— Мила…

— При чем здесь Мила! Любая служанка могла рассказать мне!

— Но рассказала-то Мила!

— Не переводи тему, Виталина!

— Это тебе не удастся сбить меня с толку, Эя! Ты сидела в башне заслуженно, и сама это знаешь!

— Заслуженно? Значит, из-за одной ссоры можно запереть сестру в башне на целую зиму?

— Ссоры, Эя? Я считаю иначе.

— Виталина, — сказала я тихо, а потом и вовсе замолчала, закрыв лицо руками. — Я извинилась. Искренне. Ну почему мы не можем общаться, как нормальные сестры…

Раздался тяжелый вздох. Когда Виталина заговорила, видно было, что держать гнев при себе дается ей с большим трудом, но она старается, очень старается…

— Эя, ты права. Я действительно хотела поговорить с тобой о другом.

— О чем?

— Об Андре. О герцоге де Шеврезе.

Я удивленно заморгала.

— И что же ты хочешь мне сказать о герцоге?

— Не верь ему.

Виталина запнулась, сглотнула, и мне показалось, что она хочет еще что-то сказать, но раздумывает, говорить или нет. Наконец ее веки сузились, а губы упрямо сжались. В глазах сверкнула решимость.