Елена Гуйда - Песочный трон [СИ]

— Да? Видят Великие, даже не обратила внимания, — неискренне удивилась она, широко улыбнувшись, почти как в старые добрые времена, когда они были друзьями и шутили и дурачились в садах Байе или виноградниках Кильнии. Когда был жив Роневан. — Думаю, его это не очень-то и огорчит. Скорее даже — наоборот. Хотя… Может и разгневать.

Лицо герцога словно окаменело. А на шее запульсировала вена.

— Ты о чём?

— Совершенно ни о чём, — наигранно весело ответила Эрвианна. — Но скажу, что и не ожидала, что кого-либо озаботит судьба дочери и жены тех, кто остался верен клятве Федерику. Это весьма невыгодное положение. Особенно если ты всего лишь слабая женщина, — и, словно спохватившись, добавила: — Мне всё же следует вернуться к мужу, если не хочу вызвать его гнев. Семейная жизнь накладывает некоторые обязательства. И не стоит ими пренебрегать. Даже если они не совсем по душе.

Она кивнула озадаченно застывшему Исгару и поспешила по мощённой светлым камнем дорожке назад ко дворцу.

В душе её бушевала буря. А в ушах гремел гром сухой грозы. Да. Никто не смог бы ничего сделать. Но ведь никто и не пытался. Даже высшая знать не выказала своего возмущения неравным браком вслух. Все предпочли не заедаться с новым непредсказуемым королем. Все сделали вид, что ничего не произошло. Что представительницу древнего рода не унизили, отдав замуж за того, кто её не достоин. И уж тем более никто не озаботился узнать, чем для неё это обернулось. Никто не пожелал услышать о судьбе её сына. Слишком зыбкой была почва под их ногами. Слишком неустойчиво положение. И слишком дорога собственная жизнь.

Эрри остановилась и сделала несколько глубоких вдохов, стараясь унять колотившееся у горла сердце и раздирающую на куски злость.

Тихо заиграла флейта.

«Поговори со мной наедине…» — выводила она мелодией сарвы.

И в глазах Эрри зажёгся нехороший огонь.

Розовые разводы лучей заходящего солнца ложились неровными мазками на маленькую часовню в тени королевского сада. Касались мощеных дорожек и витражных окон. Проникали в распахнутые двери. Разбредались по безликим статуям Великих, отражаясь от их золотых масок, цеплялись за витые серебряные подсвечники солнечными котятами.

Часовня эта была стара, как сам королевский дворец. А может и его старше. Поговаривали, что некогда здесь собирался совет самых сильных магов Арнгвирии. Здесь решались судьбы людей и целых королевств.

Во времена правления первого короля из династии Халедингов, место встречи магов перенесли, а при потомке его Федерике Втором запретили саму магию. Остался только Орден Многоликих. Да и тот превратился скорее в легенду, о правдивости которой спорили часами.

Никто не помнит, как выглядело здание, в котором собирались те, кому дарована была Сила. Потому как, на месте его уже много веков стояла приземистая невзрачная серая часовня. И только витражные окна и золотые маски Великих, напоминали о том, что здесь пристанище неспокойных душ. Тех, кто просит прощения и милости за то, что сам себе простить не способен. Даже у самых жестоких богов проще вымолить милость, чем у своей совести. И пэйре твердят, что не потерян тот, кто придет к Великим.

Но не многие посещали Великих в этой их обители. Знать считала часовню слишком убогой. А слуги боялись связанных с этим местом рассказов, предпочитая ей городские часовни и храмы. И все же в ней не царил дух запустения. Ни один камень не дал трещин, ни один подсвечник не свалился с подставки перед безликими статуями, не разбилось ни одно, хрупкое по своей природе, витражное окно.

Эрвианна де Байе стояла в центре часовни, с низким полотком над головой и отлитым из золота солнцем под ногами, и оглядывалась по сторонам. Вглядывалась в маски на статуях. В потолок. В золотые лучи, расползающиеся по серому каменному полу.

Она сама не знала, что жаждет увидеть. Что должна увидеть, заметить. Хоть одна подсказка. Хоть намек…

— Ох, папа, вечно ты со своими загадками… — раздраженно процедила она сквозь зубы.

Но несколько успокоившись, закрыла глаза, и мысленно повторила то, что написал ей отец.

«Поговори со мной наедине.

В лучах заката и тенях безличья.

Станцуй со мной на тонком острие.

Склони колени перед истинным величьем…»

В том, что это именно то место она не сомневалась. Часовня в королевском саду была единственной в столице, а может и всей стране, двери которой выходили не на восток, а на запад.

Подобная странность была связана с тем, что изначально это место часовней и не было. Но на такую мелочь, как вход, предпочли закрыть глаза.

— «…Станцуй со мной на тонком острие…» — прошептала Эрвианна одними губами, и взгляд ее зацепился за солнце под ногами. — Ну конечно… Ну, папочка!

Лучи были разными, одни шире и длиннее, другие короткие. Эрри выбрала самый тонкий и закрыла глаза, воскрешая в памяти шаги сарвы. И глубоко вдохнув, собравшись с силами, двинулась от центра по лучу. Три шага по тонкому, один вправо, на самый широкий. Шаг назад. Шаг влево. В груди Эрри нарастало пение уфии. Тревожное и кипятящее кровь. Оно выводило мелодию сарвы, и губы герцогини сами собой растягивались в улыбке. В глазах разгорался огонь азарта. А пальцы подрагивали от страха. И все же она продолжала мурлыкать сарву себе под нос и переступать делать шаги, давно забытые, но все так же любимые.

Еще шаг вправо и Эрри остановилась перед одной из безликих статуй.

«…Склони колени…» — пронеслось в голове, и она опустилась на холодный камень.

«Enim magnitudo dare sanguinem!»

«За величие отдай кровь!» — гласила надпись, вырезанная в камне под ногами. И заканчивалась неглубокой выемкой, точкой под восклицательным знаком.

Эрри медленно вытащила одну из длинных острых шпилек из волос. Светлая непослушная прядь тут же упала на лицо, и она раздраженно заправила ее за ухо. Ей едва удавалось сдержать дрожь, когда острие шпильки впилось в указательный палец, и тяжелая капля крови упала точно в выемку.

Несколько мгновений, которые Эрвианна даже не дышала, ничего не происходило. Настолько долгих мгновений, что она успела подумать о том, что сделала глупость, решив подтвердить свою догадку. И тронулась точно, как и мать. Разочарованно вздохнула и слизнула еще одну каплю крови, с и без того покалеченной руки. И уже собиралась плюнуть на все и вернуться в свои покои во дворце. Когда услышала резкий щелчок и статуя Великого в золотой маске сделала шаг вперед, открывая черный зев прохода.

— Шарам бы тебя побрал, папа! — ругнулась Эрвианна себе под нос, шикнув на, чуть не выскочившее от страха из груди, сердце.

Но привычно сделав несколько глубоких вдохов, шагнула вперед. Статуя тут же встала на место, а по стенам зажглись факелы, сами собой, освещая крутую лестницу вниз.