Елена Гуйда - Песочный трон [СИ]

Какое бы решение ты не приняла, и что бы ты не решила, что бы ни узнала потом… знай, я люблю тебя, моя маленькая сиятельная Эрвианна. Люблю настолько, что не жалею абсолютно ни о чем, что сделал. И уж тем более о том, что собираюсь сделать. Думаю, ты меня поймешь, как это было всегда.

Береги сына. Он ценнейшее, что осталось у всех нас.

Вверяю вас в руки Великих и уповаю на их милосердие в отношении тебя и Дэнни.

С любовью, твой отец. Бремор де Саменти»

Эрвианна отложила лист и расправила его ладонями. После снова перечитала его с самой первой буквы, до последней точки. Даже, невзирая на то, что от выпитого, буквы разбегались испуганными тараканами и расплывались на бегу. После резко выдохнула и перевела взгляд на серый плащ, одиноко висящий на вешалке. Ничем не примечательный. Такой плащ могла бы надеть прислуга или леди, сбежавшая от мужа на свидание к любовнику. Да кто угодно. Просто кусок тряпки, без вышивки или особых отличий.

Качаясь и спотыкаясь, как королевский флагман в шторм, Эрвианна подошла к нему и провела рукой, по холодной гладкой ткани. И сразу же отвернулась.

— Ох, папа, как же я по тебе скучаю. Как мне тебя не хватает. Тебя, Роневана, Дэнни… — всхлипнула тихо сиятельная герцогиня де Байе и, так же качаясь и придерживая грозящие обрушиться на нее стены и стеллажи рукой, направилась к выходу. — Я вернусь, — пообещала она гаснущим за спиной факелам, оказавшись на самом верху узкого лаза, когда страж снова сделал шаг вперед, в этот раз, выпуская ее из тайны ее отца. А теперь и ее тайны.

Ночная прохлада не пахла, как ей бы полагалось, свежестью и запахами рогделии. Скорее холодом. И едва уловимой вонью столицы. Днем она не ощущалась столь резко. Но ночь…

Сухой, как и все теперь в Ангвирии, холод ночи несколько отрезвил Эрвианну. Но не настолько, чтобы она решилась вернуться. Она присела на скамейку, сделала несколько глубоких вдохов, прогоняя туман талливийского виски. И только когда мир перестал качаться, продолжила свой путь.

Но стоило ей подняться, как земля снова качнулась, намереваясь все же сбить ее с ног, и совершенно неожиданно ее подхватила под локоть сильная рука:

— Осторожней. Даже не думал, что королевский сад столь коварен, по отношению к прекрасным женщинам.

Эрвианна вздрогнула и обмерла.

«Это конец!» — пронеслось в голове ураганом, выветрившим весь хмель.

Но уже спустя несколько мгновений, Эрри выпрямилась и, обернувшись, даже смогла улыбнуться.

— Вы меня преследуете, граф Атори? — спросила она, глядя в казавшиеся черными в свете единственного масляного фонаря глаза. — Мой супруг не оценит вашего слишком навязчивого внимания. Он ревнив, даже если вам могло показаться иначе.

— Даже не сомневаюсь, ваше сиятельство, — усмехнулся граф. — Такую женщину просто невозможно не ревновать. Любой мужчина будет чувствовать себя неказистым и недостойным вас.

— Сегодня явно лесть витает в воздухе, — рассмеялась герцогиня, подавив страх и молясь Великим, чтобы Роберт сен Атори его заметил.

— О! Сиятельная герцогиня Байе, открою вам тайну — если несколько человек к ряду вам льстят, то либо вам прочат большой взлёт, либо просто говорят правду. И все же, прошу прощения за бестактность, но что вы здесь делали в столь поздний час?

Скорее ранний. Уже начинало сереть. Эрвианна сжала кулаки но это все что выдало ужас, сковывающий горло. Сказать правду так, чтобы она оказалась ложью?

— Проветривала голову. Или это теперь противозаконно? Я напилась, если уж быть предельно с вами откровенной. И мне стало дурно.

Лицо Роберта дрогнуло, но что он так старательно скрывал: брезгливость, гнев или жалость — понять было сложно. Возможно все сразу? И Эрри неизвестно почему спросила:

— Пьяная женщина — жалкое зрелище, не так ли?

— От части, — предельно честно ответил он. — Но мне кажется, подобное состояние человека определяет другое слово — «отвратное».

— Как вам будет угодно, — чуть расслабившись, пожала плечами Эрри. — Женщины и правда отличаются в дурных привычках от мужчин. Если мужчины ищут в бутылке храбрость и веселье, то женщина — лекарство от душевных ран.

— О! Тогда женщины не большого ума. Подобное лекарство убивает быстрее, чем может вылечить. И вообще, есть множество более приятных и действенных лекарств. Любовь, дружба, охота… вышивание, в конце концов.

— Вышивание? — рассмеялась Эрвианна. — Почему именно вышивание?

— А почему бы и нет?! Все же лучше, чем бродить по ночам, спотыкаясь о порывы ветра.

Эрри поморщилась, но тут же перевела дыхание и улыбнулась:

— Доброй… пока еще ночи, граф! Мне не стоит задерживаться. Дворец — это место, где везде есть глаза и уши.

И получив в ответ осторожный кивок и спокойную улыбку, направилась к своим покоям.

Никто больше не встретился Эрри. Никто не провожал ее взглядом, уже придумывая очередную сплетню. И это не могло не радовать ее.

Уже войдя в свои покои, Эрвианна де Байе перевела дыхание и чуть заметно улыбнулась самой себе, сбрасывая туфли на высоком каблуке.

В гостиной царил полумрак и тишина. Настораживающая, тягучая.

— Оси! — позвала Эрвианна служанку.

— Ее здесь нет! — ответила тень, выходящая из спальни, голосом Тевора сен Фольи. — А мне интересно, где была ты, дорогая жена?

Эрри не смогла сдержать дрожь, что встряхнула ее тело, при виде того, как ее муж, с искаженным яростью лицом, надвигался на нее, подобно исчадью Преисподней. Не смогла скрыть ужас в глазах. И только голос остался ей верен, мгновенно став таким, каким его привык слышать супруг — холодным и бездушным, словно она была тем мраморным стражем, что охранял вход в библиотеку отца.

— Дышала свежим воздухом, — ответила Эрвианна, пытаясь обойти мужа.

Но ей этого не удалось. Словно стальной обруч сжал ее горло и с силой впечатал всем телом в стену. Она знала, что последует за тем. И оставалось только уповать на верность его постельной грелки, что должна подливать зелье ему в вино.

На миг, она зажмурилась, ожидая удара.

— С ним? Ты пятнала мою честь с Исгаром?

От удивления Эрри распахнула глаза. Казалось, она ослышалась. Но ярость в глазах мужа не давала усомниться в том, что он и правда сказал то, что сказал.

То ли нервные потрясения этого дня, то ли виски, а может и то и другое поднялись из груди Эрри истеричным хриплым смехом, обескуражив мужа так, что он даже отпустил ее горло от неожиданности.

— О какой чести ты можешь говорить? — спросила она, не сдерживая смеха. — Ты — тот, кто не гнушается поднимать руку на женщину и шантажировать ее жизнью ребенка. Ты — тот, кому само понятие чести не ведомо. Как и любви или сострадания. Ты — жалкое подобие мужчины…

Она запнулась, видя, как Тевор замахнулся для удара, но не сжалась, как это бывало прежде. Не закрыла глаза.