Ольга Гусейнова - Назначена истинной [litres]

Ничего особенного вроде: такая же шаа, как ее подружки и другие гостьи, сидевшие за соседними столами и глупо хихикавшие. Но я глаз не мог отвести, медленно скользил по ней взглядом, пока не поймал тот момент, когда ямочки вместе с улыбкой исчезли с ее лица. Взмах длинных густых ресниц – и леара посмотрела прямо на меня. Время словно замерло, а между нами протянулась незримая нить. Голубые глаза расширились, ресницы затрепетали, а «бантик» развязался – влажные, сочные губы образовали удивленный овал. Мне даже показалось – восхищенный! Просто мое самомнение, наверное, как у мамы, начало расти. Знаменитое мамино самомнение, на которое она все сваливает…

– Кико, неужели ты на вон того темного засмотрелась? – громко прервала волшебный момент одна из девиц, целую глыбу до этого строившая мне глазки.

Девушка – нежно-розовое видение – наконец не только рассмотрела меня, но и поняла, что я не белокрылый эр девичьих грез, а всего лишь темно-серый шаа, даром что в дорогом светлом костюме. Ее щеки окрасились нежным румянцем смущения, глаза она отвела, явно испытывая неловкость и стыд из-за того, что с восторгом таращилась на темно-серого парня.

Я бросил ледяной взгляд на «говорунью» и краем глаза заметил, что Шиай насмешливо отвернулся от меня и посмотрел на розовую Кико. Затем все мы вернули внимание своим собеседникам. Друг нахмурился:

– Миш, она слишком серая для тебя, хоть и очаровашка. Не выше трехсотого шаазата. Судя по виду и запаху, ей лет шестнадцать – восемнадцать, наверное, только-только третий переход.

Наблюдая за тем, как заинтересовавшая меня девушка, стыдливо опустив взгляд, подходит к позвавшим ее подругам за другой столик, я машинально ответил:

– Ты же знаешь, мы с Ленкой в мать уродились: не имеем резерва. Так что при последнем переходе я или сестра можем усилить кого угодно. Даже из серой сделать абсолютно белую…

– Список тех, кто будет рядом с тобой под куполом в момент перехода, уже составлен, – наставительно заявил Шиай и добавил совсем недовольно: – Тем более, рядом с Еленой! Сомневаюсь, что Амила и Иси позволят включить туда лишних девиц…

Я не успел ответить ему, в этот момент одна из подружек почти неуловимо двинула крылом – сделала подсечку, мерзавка. Моя розовенькая начала заваливаться назад, я инстинктивно воспользовался свободным стулом, и тот оказался под упругой попкой, обтянутой розовыми брюками.

Ойкнув, девушка вцепилась в опору, потом обернулась и, вымученно улыбнувшись, шепнула благодарность. Ну да, если бы не я, валяться бы ей на полу на потеху подругам.

– Ты так и будешь здесь дальше штаны протирать или делами займешься для разнообразия? – спросил Шиай, поднимаясь.

Все девицы в таверне невольно залюбовались его внушительной фигурой, но моя розовая девочка украдкой наблюдала именно за мной. Я подмигнул ей, улыбнулся, положил на стол деньги, встал и взлетел за Шиаем. Дел действительно много, а эту красотулю я позже могу найти… если захочу.

Я вновь на уютной террасе «Алирии», но сегодня все не так: ни аппетита, ни настроения. Вкусная еда не радовала, вот я и гонял ее по тарелке, размышляя о своем странном состоянии. Последние три дня на меня словно кварцевую дорожную плиту уронили – что-то невидимым грузом давит, тревожит. В эту таверну будто магнитом тянуло – манило, звало что-то… или кто-то…

Опа! Вот и причина, по которой я здесь. Понял только сейчас, когда заметил светло-серые крылья и хрупкую фигурку девушки, которая легко поднялась по ступеням и немного рассеянно посмотрела по сторонам, отыскивая подходящий стол.

Сегодня Кико прилетела одна. Была в нежно-голубом костюме, вновь обольстительно закрытом. Пока она осматривалась, я с редким удовольствием разглядывал ее, выискивая, чем же эта девчонка так зацепила меня. Похоже, это подсознание – тоже из любимых маминых словечек – намекало, вернее, вопило о предмете моего внимания и беспокойства последние три дня, вот и привело в «Алирию».

Облегающие брючки подчеркнули ее длинные красивые ноги, открытые сандалии – узкие ступни, коротенькие рукава рубашки не закрывали изящных рук с тонкими пальцами. Высокая грудь, округлые бедра и худенькие плечи. Совсем юная девушка. А раньше меня интересовали леары постарше, «погорячее», которые могли многому научить в постели. Но я глаз не мог оторвать от этой девчонки. В груди что-то шевельнулось приятным теплым комом. Странно: то ли желание, то ли…

Кико подняла невозможно голубые глаза и пристально посмотрела в мои, фиолетовые, или, как мама говорит про наши глаза, фиалковые, она даже похожие цветы отыскала в долине. Наши глаза артефакт, который, как обычно, скрывает мою белую сущность, не может изменить. Густые девичьи ресницы дрогнули, глаза распахнулись, губы приоткрылись в удивленном полувздохе. Мне показалось, я почувствовал ее теплое дыхание, и едва не содрогнулся от желания. В мыслях промелькнули десятки картинок, как бы я мог вкусить эти нежные, яркие, пухлые губы.

Кико замерла, видно, растерялась, увидев меня, и не знала, как быть. Ее щеки разрумянились от смущения, пока она лихорадочно искала глазами знакомых на террасе. Я не дал ей возможности не заметить меня, смотрел с легкой улыбкой, прямо в лицо. Интересно, как поступит эта скромница? Наконец она все-таки решилась, украдкой судорожно вздохнула, видимо, пытаясь набраться смелости, и медленно, словно к опасному хищнику, сделала несколько шагов ко мне.

– Здравствуй, – ее голос прозвучал чуть хрипло от волнения, а меня от этой хрипотцы опять прошила волна желания.

– День добрый, Кико, – вежливо улыбнулся я, старательно скрывая горячий интерес, а то еще сбежит.

Но не выдержал и жадно вдохнул… Нежный аромат первых дней зимы, когда снег укрывает высокогорные плато, легкий молодой морозец. Два! Точно, только два перехода, совсем девчонка.

– Я хотела сказать спасибо за… что помог тогда со стулом.

– Для такой сладкой красавицы – все что угодно, – я уже с нескрываемым интересом разглядывал ее, а потом, кивнув на соседний стул, предложил: – Присядешь?

Кико нерешительно потопталась, невольно оглянулась: нет ли знакомых рядом, вдруг кто увидит, что она любезничает с темно-серым. И тем не менее улыбнулась и присела на краешек. Подняла взгляд от сжатых на коленях рук и не смогла сдержать глубокий вздох, будто и сама удивлена своей смелостью.

– Мих, – представился я, воспользовавшись псевдонимом, и поторопился разузнать: – Вижу, ты здесь частый гость. Рядом живешь?

Девушка с искренним восхищением смотрела на меня, признаться, забавляя и приятно удивляя. Мое лицо часто мелькало в «Новостях», а имя упоминалось в прессе в связи с высоким положением эра второго шаазата, поэтому примелькался. Иллюзия не изменила черты моего лица и фигуру, но «засерила» основательно со всеми вытекающими. Так что сейчас я – не блистательный снежно-белый шааз, а лишь тень себя, как бы это нескромно ни звучало. И все равно нравлюсь ей. Очень нравлюсь!