Александра Стрельникова - Ветер с севера

Плечи Эльвиреля дрогнули.

— Как бы я хотел… — он закусил губу и отвернулся, а потом решительно проговорил. — Передайте ей, что я люблю ее и нашу доченьку, но… Пусть не ждет, не губит свою жизнь одиночеством, ибо я не вернусь… Вы сделаете это, эль-до?

Не имея возможности обещать что-либо, пока не переговорит с Ссаидом, Эристор лишь сжал руку Эльвирелю и, резко поднявшись, пошел прочь с ненавистного судна.

Хандерин оказался большим шумным городом, в котором правила торговля. Разноязычная речь неслась со всех сторон. Здесь были и эльфы — лесные, снежные и даже горные, и гномы, и ветты, и орки, и даже южные гости наги. Здесь же располагался один из самых больших невольничьих рынков.

Для начала Эристор договорился о жилье. Он заплатил за довольно большую теплую комнату, отделенную от большого зала не занавеской, как большинство других, а стеной, в которой была надежная дверь с запором. Туда по его приказу натащили дров, принесли три тюфяка с постельными принадлежностями и кое-что из посуды, чтобы те, кто будет жить в ней, имели возможность готовить прямо у себя дома. После сегодняшнего разговора с Эльвирелем он решил, что сделает все возможное, чтобы его бывший вассал, а заодно и хитрый Питер, чьи советы и дружеские подколки не раз помогали в пути, получили свободу. А потом отправился бродить по городу, знакомясь с ним.

К вечеру ноги сами собой принесли его в гавань, где стражники, оставленные на галере, указали на большой дом, в котором и расположился посол Ссаид Бошшаэтдин. Эристора ждали. Он понял это, едва переступил порог. На невысоком столике, вокруг которого были разбросаны пестрые подушки, две более чем привлекательные рабыни накрывали ужин. Ссаид сидел и, щурясь от удовольствия, потягивал горячий травяной чай. На нем был легкий, расшитый золотом халат, завязанный у пояса, но оставлявший открытой смуглую мускулистую грудь, а ниже — сильный матово блестевший хвост. В комнате стояла оглушающая жара.

— Присаживайся, эльф, будь моим гостем.

Эристор скинул плащ, снял куртку, но все равно обливался потом. Даже тонкое полотно рубахи тяготило его — тело слишком привыкло к холоду и непогоде поздней осени в открытом море, чтобы теперь переносить духоту июльского полдня в душном доме. Молоденькая светловолосая рабыня поднесла ему кубок с вином, и Эристор осушил его почти залпом.

Ужин начался с жирных, приправленных чрезвычайно острыми пряностями блюд, а закончился сластями, богатыми изюмом и орехами. Все это просто требовало вина, и Эристор, по-прежнему страдавший от жары, все пил, пил и пил густое красное зелье, чуть заметно пахнущее травами и чем-то неуловимым. Он чувствовал, что опьянел, но при этом голова не кружилась, а его член, на который обилие вина обычно действовало угнетающе, наоборот налился и требовательно заявлял о себе при одном только взгляде на рабынь, чья нагота теперь была едва прикрыта тонкими полупрозрачными шелками.

В комнату бесшумно проскользнул Олисс и что-то шепнул шейху, при этом не сводя темных блестящих глаз с раскрасневшегося и явно возбужденного эльфа. Ссаид поднялся, и мальчик, опустившись перед ним, распустив тугие кольца черного подвижного хвоста, развязал пояс его халата. Огромный наг лениво двинул плечами и тонкая ткань, шелестя, упала на застеленный коврами пол. Эристор судорожно сглотнул, все его возбуждение как рукой сняло. Неужели Бошшаэтдин потребует такую плату за двоих рабов? Это, пожалуй, было бы слишком дорого… Шейх усмехнулся хищной, чуть издевательской улыбкой:

— Олисс приготовил баню, эльф. Ей, конечно, далеко до настоящих парилен нагов, — Ссаид высокомерно поморщился, — но все равно приятно. Не присоединишься ли ко мне?

И, не ожидая ответа, приказал:

— Лейла, Мариса, проводите моего гостя и помогите ему разоблачиться.

Присутствие двух человеческих женщин, явно предназначенных для него, несколько успокоило Эристора, тем более что он прекрасно понимал — наг своим приглашением оказывает ему великую честь. Вино по-прежнему бродило в его крови, делая все происходящее скорее приятно возбуждающим, чем тревожным… Шейх в сопровождении Олисса тем временем уже скрылся за дальней дверью, а Эристор ощутил на себе руки девушек, которые ловко занялись пряжками и завязками на его одежде. Уже обнаженным, он последовал за Ссаидом и, потянув на себя тугую дверь, ступил в небольшое помещение, где было настолько жарко, что воздух казался густым, перетекая словно вода.

Бошшаэтдин, щуря свои темные раскосые глаза, лежал на лавке — длинный желто-коричневый хвост расслабленно свернулся рядом. Наш ним навис Олисс. Его умелые быстрые руки массировали смуглую спину хозяина. Оба были обнажены, и если шейх лежал на животе, то возбуждение юноши не было скрыто ничем — защитные пластины в паху раскрылись, выпустив наружу крепкий член. Эристор невольно взглянул на него, шарахнулся, торопливо переведя внимание на лица нагов и задохнулся, поняв, что и сам стал предметом более чем пристального внимания. Две пары глаз, одни узкие, высокомерно-ироничные, другие широко распахнутые, миндалевидные с явным наслаждением изучали его наготу. Чувствуя себя девицей на смотринах, Эристор шагнул к огромной деревянной ванне, стоявшей в центре, и спрятался в глубокой теплой воде.

Словно почувствовав его возросшее напряжение, Олисс оставил своего господина и вскоре вернулся, неся перед собой маленький поднос, на котором лежали две изящные трубки на длинных узких мундштуках. Мальчик с поклоном предложил их сначала гостю, а потом хозяину.

— Что это?

Ссаид усмехнулся:

— Только Олисс знает секрет этого зелья, эльф. Оно просветляет ум, веселит душу и укрепляет плоть, — смоляная бровь шейха насмешливо изогнулась. — Испробуй.

— Дело…

— Дело твое подождет, — Ссаид нетерпеливо нахмурился, и Эристор был вынужден повиноваться.

Знание обычаев нагов подсказывало ему, что, начни он настаивать, его просто отправят восвояси. Испытующе осмотрев крохотный белый комочек, который покоился в углублении трубки, Эристор решил, что такая малость вряд ли сможет причинить ему серьезный вред, тем более что Ссаид уже курил, медленно втягивая дым ртом и выпуская его через ноздри.

Эристор тоже затянулся, но едва не закашлялся, увидев, как обе молодые красавицы — одна светловолосая и белокожая человеческая женщина, а другая смуглая, с копной иссиня-черных волос лесная эльфийка, тоже разделись и скользнули к нему в ванну. Вдвоем они принялись мыть его, а когда их руки столкнулись у Эристора в паху, веселое удовлетворение отразилось на их лицах.

«Дух лесной! Тир!» — пронеслось в голове у Эристора, но потом волна наслаждения накрыла его с головой и понесла, лишь через достаточно продолжительное время выплеснув на берег.