Наташа Загорская - Осколки

— Я не понимаю… — бумаги Анна взяла. Да и как было не взять, когда Рейджен настойчиво протягивал их, почти вложил их в ее ослабевшие пальцы.

— Ты богатая наследница, — усмехнулся Рейджен. — Завидная невеста. И этот дом, — он обвел рукой комнату, — тоже принадлежит тебе. Вот адрес поверенного, который занимался твоими делами, навести его в ближайшее время, он все тебе подробно расскажет. Из Ларона твои вещи уже доставили и…

Анна закрыла глаза. И сердце сжалось в груди. Так больно стало и… холодно…

Этого она и боялась. Ждала, да… и боялась… Но верить не хотела.

— Значит, это конец? — прошептала она одними губами.

— Прости меня, — он снова оказался рядом, сжал ее ледяные ладони своими, — я не должен был. Не имел права. Но поддался собственным чувствам и в результате ты пострадала.

— Я не пострадала, — тихо прошептала она, борясь со слезами. Говорить было трудно, горло сжималось и воздуха не хватало. — Я…

— Ты могла пострадать. Прости. Это все моя вина. Только моя. Ты… ты заслуживаешь счастья. Заслуживаешь иметь свой дом и семью и… я не должен был идти на поводу у своих желаний.

— Ты уходишь? — и вот зачем спросила? Вот зачем? Ведь услышать ответ было так страшно, и… она знала, что будет больно, что не вынесет и разрыдается и… упадет на колени и будет молить не бросать… не оставлять…

— Так нужно, так будет правильно… прости…

Вот и все. Сердце разорвалось на осколки. И они зазвенели, опадая на пол…

И мир… весь мир вдруг рухнул в одночасье. Как больно. Как невыносимо… как холодно и одиноко…

Эпилог.

Весна прошла. За ней прошло лето. Душное, жаркое, столичное лето. Оно не оставило в памяти Анны ни одного мгновения.

Она жила. Ходила, ела, разговаривала, раздавала приказы слугам — теперь-то у нее были слуги — но не отдавала себе отчета в том, что делает.

Каждый вечер ложилась в кровать. Закрывала глаза… А спала ли? Этого Анна не знала. Дни слились в сплошной поток, из которого почти невозможно было вычленить отдельные события.

Но она продолжала жить. Ходить, разговаривать, есть еду, вкуса которой не чувствовала совершенно. Пыталась даже заниматься делами, но не могла сосредоточиться ни на чем.

Она не плакала. Слезы закончились в тот день, когда оставив ее в особняке тетушки Полин, ушел Рейджен. В тот день она билась в истерике, кричала, была почти готова… к чему? Нет, покончить с собой она не думала. Даже не рассматривала такой возможности. Она просто заледенела в тот день.

Жизнь ее стала серой, унылой, одинокой. Безрадостной.

Ей говорили, что нельзя себя хоронить. Что она еще молода и жизни-то не знала совершенно. Что надо что-то делать, куда-то идти, продолжать жить. Она и продолжала. Ходила, разговаривала, ела. Да только все было как в тумане.

Она жила затворницей. Не принимала гостей, не выезжала сама, хоть и приходили приглашения. Богатая наследница, которой она, как это ни удивительно, стала после смерти шииссы Амодири, многим была интересна. Анна даже не сомневалась, что прояви она хоть чуточку больше рвения, хоть самую малость, то и женихи отыщутся. Найдутся такие, кто не посмотрит на то, что невеста стара уже, да и не первой свежести. Посватаются.

Но об этом она думать не хотела.

Уж лучше так… одной…

Лето прошло. На смену удушливому зною пришла долгожданная прохлада осени. Зачастили дожди, наполняя воздух влагой и запахом мокрой земли. Деревья в саду уже сменили наряд и поражали яркостью красок.

Год. Целый год прошел с тех пор, как Анна покинула столицу в прошлый раз.

Целый год. А кажется, будто вся жизнь.

Как же давно это было. А словно вчера.

— Шиисса, — молоденькая горничная склонилась в поклоне и выжидательно уставилась на свою госпожу. — Шиисс Ламортен прислал записку. Ответ просит дать немедля.

Анна передернула плечами. Отвернулась.

Шиисс Ламортен. Один из этих… так называемых, женихов. Вот уже месяц как обивает порог ее дома, встречается ей на каждом шагу, не оставляет в покое. Неужто ему так не терпится заполучить в свои руки наследство, оставленное тетушкой Полин. Анна усмехнулась невесело.

Когда Рейджен сказал, что состояние шииссы Амодири невелико и большую часть драгоценностей пришлось распродать, чтобы выплатить немаленькие долги, Анна и подумать не могла, что на самом деле…

На самом деле на имя Полин Амодири был открыт счет в банке. И сумма там скопилась не то чтобы немаленькая — довольно внушительная. А как для Анны, привыкшей экономить на каждом шагу и обходиться самым необходимым, так и вовсе огромная. Это только тетушка Полин могла тратить на платки и кружева столько, сколько Анна и за три года на свои наряды не потратит.

Да и зачем? Кому она нужна.

Разве что охотникам за приданым.

И можно было бы согласиться. Замуж выйти.

Только… Обман все это. Ненастоящее.

Да и как иначе, если каждую ночь, закрывая глаза, она видит перед собой его лицо. И слышит его голос. Вспоминает о прикосновениях, что остались в прошлом. И гадает… где он? Что с ним? С кем он?

Она видит его образ в каждом встречном мужчине, слышит его голос даже в свисте ветра по ночам. И сбросить бы с себя это наваждение, отмахнуться, оставить в прошлом воспоминания.

Да не получается.

Запрещает себе думать об этом, но ничего не может поделать с собственным разбитым сердцем.

Но верит. Верит в то, что пройдет время и все забудется. И эта страница в ее жизни будет перевернута. А боль, что терзает душу, пройдет, словно прошлогодний снег и следов не оставит.

Только вот сердце не склеить из осколков.

— Шиисса? — горничная снова подала голос, привлекая к себе внимание госпожи. — Так что передать-то?

— Передать? — Анна вынырнула из собственных невеселых дум, силясь вспомнить, о чем ее спрашивали.

Не получилось. Да и ладно.

— Прикажи подготовить экипаж. И вещи пусть соберут. На пару дней, не больше.

— Вы уезжаете?

— Да… да… — она тряхнула головой, с решимостью, которой от себя и не ждала, добавила: — Уезжаю. Пора. Пришло время, отдать долги.

Три дня. Три долгих дня она добиралась сюда. Тряслась в экипаже по ухабам, ночевала на постоялых дворах. И вот наконец… тот самый обрыв. Карету вместе со слугами Анна оставила за поворотом. Не желала, чтобы были свидетели. Не хотела, чтобы кто-то видел ее сейчас. Зачем? Это только ее ноша. Ее боль. Они все равно не поймут.

Ветер трепал полы плаща, развевал за спиной ее волосы, но Анна не обращала на это внимания. Она пришла сюда. На то самое место, где год назад все началось.

Она была неправа, когда думала, что ее жизнь изменилась в момент отъезда из столицы. Вовсе нет. Это произошло здесь. Вот на этом самом месте. В тот миг, когда карета, в которой была шиисса Полин Амодири, не удержалась на уступе и улетела в пропасть.