Екатерина Федорова - Свадьба Берсерка

Боль в голове билась так, что Забава уже не могла думать. Двинулась, ладонями разгребая комки земли.

Наверху, в опочивальне, страшно затрещало. А потом спину ей ожгло дикой болью. Она завопила, выдыхая из легких весь воздух. Забилась под половицами, по которым уже ползло пламя…

Далекие крики, долетевшие через дымовое отверстие в крыше бани, Свальд услышал, сидя на лавке без штанов.

Ингрид — светловолосая, ладная, хорошенькая, пусть и не настолько красивая, как Белая Лань — сидела рядом, робко прижимаясь к нему. Гладила мягкими движениями грудь и живот Свальда. Заглядывала ему в лицо.

От нее пахло редкими южными благовониями, темно-розовые губы дрожали — хотя все уже случилось, и бояться ей было уже нечего…

Свальд смотрел на нее, удобно прислонясь спиной к бревенчатой стене и упираясь в нее затылком. Расслабленно думал о том, что непременно выпросит Ингрид у Харальда. Пусть станет его свободной наложницей — все лучше, чем жить в рабынях неизвестно где, неизвестно с кем. В этой вроде бы не было подленькой хитрости ее старшей сестры…

А винить ее за то, что устроила Рагнхильд, несправедливо. Харальд поймет, он вообще в последнее время снисходителен к людям — вон даже людей Трюгви Гудремсона простил, дав им свободу и пообещав взять в свое войско весной…

Так что вполне может простить Ингрид. Тем более что на ней самой нет никакой вины.

— Побудь тут до утра, — попросила вдруг Ингрид. — Подари мне эту ночь, ярл Свальд. Я потом всю жизнь буду вспоминать о ней. Когда заживу рабыней у чужих людей…

Свальд облизнул губы, подумал — сказать, что он попросит ее у Харальда? Но тут же решил, что лучше пока помолчать. Вдруг Харальд ему откажет.

Ни к чему давать надежду, которая может не сбыться.

Он заставил себя улыбнуться.

— Как скажешь, Ольвдансдоттир.

И потянулся, чтобы снова затащить Ингрид к себе на колени.

Но тут до его ушей долетели отдаленные вопли.

И мгновенно насторожившийся Свальд вскочил. Отыскал штаны с сапогами, надел. Потом закинул на плечо рубаху и плащ. Шагнул к двери, на ходу подхватывая пояс с мечом.

— Ярл Свальд, — негромко сказала у него за спиной Ингрид. — Вижу, ты все-таки уходишь. Вспоминай меня иногда.

— Я тебя не забуду, — торопливо пообещал он. — Вот увидишь.

И хлопнул дверью, выходя.

На пожар Свальд прибежал как раз вовремя, чтобы разглядеть в оконце, к которому подбиралось пламя, невесту брата. И расслышать ее слова — земля, вниз.

Уже надышалась, подумал он.

Потом Сванхильд исчезла, и Свальд ощутил облегчение. Если девчонка задохнулась, то это даже к лучшему. Все-таки лучше задохнуться от дыма, чем сгореть заживо.

От берега бежали люди, неся ведра с водой. Несколько человек яростно рубили бревна полыхавшей стены — прямо под оконцем. Потом их растолкал какой-то воин. Упал на колени, принялся рыть землю под оконцем. К нему присоединился второй…

Не успеть, подумал Свальд, отступая. Брата в окне он так и не увидел, значит, Харальд уже наглотался дыма — или сгорел. Есть ли смысл спасать его невесту?

Может, будет даже лучше, если они уйдут вместе, красиво — в огне…

Со стороны дома долетел женский крик — воющий, на пределе возможного. Сванхильд горела заживо.

Свальд скривился. Пообещал себе молча — я найду того, кто это сделал. И украшу его кишками стены Йорингарда.

Он не Харальд, ему не нужно быть снисходительным к людям.

Слова, которые выкрикнула в оконце невеста ярла, многие посчитали бредом, решив, что женщина от страха и удушья уже не соображает, что несет.

Лишь двое мужчин, служивших когда-то конунгу Ольвдану, увидели в них смысл. Торвальд, понявший все первым, растолкал воинов с топорами, которые все еще пытались прорубить лаз в опочивальню — хотя по венцам уже вовсю бежал огонь. Рявкнул:

— Посторонись.

И лезвием топора отщепил то, что казалось другим нижним венцом, а на деле было толстой доской, прибитой к бревнам снизу. Упал на колени, в несколько стремительных взмахов все тем же топором начал рыть канавку под венцом. К нему присоединился второй, тоже заработал лезвием, отгребая землю.

А потом невеста ярла закричала, совсем близко, по ту сторону стены. И Торвальд понял, что надо спешить. Сунулся под нижнее бревно, протиснулся, на ходу ладонями отгребая в стороны почву.

На поясницу ему посыпались угли, отлетевшие от стрех крыши. Торвальд дернулся, но не вылез. Его товарищ, сидевший рядом, голыми руками стряхнул с тела багровые головешки.

Торс Торвальда исчез в дыре. Затем он выволок оттуда дергающееся тело.

И Свальд, подошедший поближе, узнал Сванхильд. Голую, без всего…

Он поспешно кинулся вперед, сбрасывая с плеча плащ.

Воин, оставив женщину валяться у его колен, схватился было за свою прожженную рубаху, собираясь ее снять — и накинуть на женщину ярла. Но она вдруг вцепилась ему в руку, захрипела что-то.

И он, тут же отпихнув в сторону Сванхильд — на которую уже накидывали плащ, заворачивали, поднимали с земли — снова полез в дыру. Скрылся под нижним венцом по пояс. Странно завозился, упираясь носками сапог в землю.

Его товарищ, сидевший рядом, вцепился ему в щиколотки, рванул, вытаскивая.

Рядом уже сгрудились другие, помогая. Сначала показался Торвальд, потом то, что он выволок за собой.

Харальд. Без одежды, но не обгоревший, не тронутый огнем — даже косицы не опалены.

По всему телу у него гуляли серебряные сполохи, вытянутые жгутами. Ползли, выгибались…

Затрещало, на доме начали рушиться стропила и перекрытия. Пламя выхлестывало из-под дерновой крыши.

— Харальд, — рявкнул кто-то.

И тряхнул его за плечо.

Он открыл глаза. Прямо перед ним, в четырех десятках шагов, горел хозяйский дом — и огонь, текущий по бревнам, кипел червонным золотом. Рядом, слева от него, кто-то был. Все то же червонное золото высвечивало плечи и лицо.

Свальд.

Над головой брата отливало золотом небо над Йорингардом. Значит, это не отсветы пожара — это в нем самом наконец-то проснулся дар Одина…

Предавший его в самый нужный момент. Когда надо было спасать девчонку там, на пожаре. И спасаться самому.

Харальд с шипением втянул воздух. Боль, тисками сжимавшая голову в опочивальне, теперь исчезла. И в груди не жгло, даже в горле не першило.

Он рывком сел, затем поднялся на ноги. Обнаружил, что раздет. Тело прикрывал чей-то плащ, накинутый на плечи.

Но ему было не до этого. Харальд оглянулся, ощущая, как золото перед глазами поддергивается краснотой — и ползет, наплывает безумие, захлестывает сознание ненависть. К предателю, поджегшему дом, ко всем тем, кто стоит тут, рядом…

Он рявкнул, цепляясь за последнюю мысль, державшую его на грани — и не дававшую утонуть в спекшейся ненависти, за которой мыслей уже не будет: