Екатерина Федорова - Похищение славянки

Что сталось с женщиной, носившей это платье до Красавы? И как оно у чужанина оказалось? Ответов Забава не знала, но сердцем чуяла, что нерадостные они…

За Красавой и впрямь вскоре пришли — те самые два чужанина, что остались на корабле. Один подхватил под локоть сестру, другой — ее, Забаву. Их потащили наружу, не отпуская…

Выглянув в щель между занавесками до этого, Забава мало что увидела. Так, дощатый борт корабля, мачту с собранным парусом, да какие-то скалы вдалеке. Теперь же, выбравшись наружу, разглядела все.

Место вокруг было мрачное, несмотря на ярко светившее солнце. По одну сторону от корабля стелилась серо-синяя гладь воды, стиснутая по бокам темными скалами. По другую сторону шли мостки, с еще одним кораблем. А над всем этим стеной поднималась вверх все та же скала. Лепилась от одного горного уступа к другому лестница — где из камней, вбитых в расщелины, а где из бревен и досок…

По лестнице чужане вели полонянок с осторожностью, поставив поближе к скале. Ограды не было, и от пропасти их отделяли лишь сами чужане. Потом лестница кончилась, оборвавшись в широкой расселине.

Прямо от края скалы тут поднималась вверх дорога, неширокая, но, что Забаву удивило, выложенная камнем. А дальше, по обе стороны ее, поднимались громадные, но чудные дома. Двухскатные крыши почти без стен, громадными шалашами уходящие в небо прямо от земли, темные головы незнакомых Забаве зверей на коньках.

Передние стены у всех домов сложены из больших глыб камня, сами крыши выложены дерном. И на каждом скате волнуется под порывами ветра, налетавшего со стороны воды, ярко-зеленая трава…

Посередке, у дороги, горели костры. Крепкие парни крутили вертела с насаженными на них тушами. Пробегали женщины в платьях из грубой шерсти, под которыми виднелись холщовые рубахи. Кто со жбаном, кто с подносом в руках. Все они забегали в один из домов, стоявший у самой дороги. И выскакивали оттуда уже с пустыми руками…

Над тем домом тоже курился дым, вытекая густой темной струей из прорези на крыше. Туда и вели чужане полонянок.

Тащивший Забаву мужчина задержался возле громадной бочки с водой. Недовольно глянул на нее, потом ткнул в бочку и отпустил девичий локоть. Сам взялся за ведро, поставленное рядом.

Она спешно умылась ледяной водой под струей, лившейся из ведра. Даже напилась украдкой из горстей. Вода оказалась свежая, сладковатая, от нее ломило зубы, но сил у Забавы сразу прибавилось.

И давящая тоска, подступившая к сердцу, едва она увидела чужие дома, вознесенные на скалы, стала немного меньше. Хоть и не отступила полностью. Чужбина, она и есть чужбина…

Чужанин, отставив ведро, снова схватил Забаву за локоть и потащил. Шагал он прямо к дому, отмеченному струей дыма. Тому самому, куда уже завели Красаву.

Свальд, сидевший на почетном месте рядом с братом — за столом в центре, спиной к ярко горевшему очагу — ждал появления полонянок с некоторым напряжением. Нет, он был уверен, что брат, даже если подарок ему не понравится, будет вести себя как обычно. Невозмутимо поблагодарит… и может, даже выдавит улыбку.

Но Свальду хотелось действительно угодить Харальду. Отсветы от горевших факелов, освещавших главный хозяйский дом Хааленсваге изнутри, играли на впалых скулах и тяжелой нижней челюсти брата. Высокий лоб, длинный, слегка надломленный после одного из боев нос… сбоку Харальд ничем не походил на драконов, головы которых венчали его дом. Но в нем, как и в них, было что-то гнетущее, пугающее.

Может, почти змеиный, неподвижный взгляд? Или то, как он брал со стола еду — быстрым, практически незаметным движением. И при этом Харальд даже не глядел перед собой, словно пальцы находили кусок на блюде сами, без помощи глаз…

Когда Сигурд ввел в зал самую красивую из двух рабынь, ярл Огерсон сначала покосился на брата, а уж потом встал. Объявил громко, перекрывая шум голосов воинов, начавших хмелеть:

— Брат мой… я приплыл к тебе не с пустыми руками. Прими от меня в дар эту пташку. Я поймал ее на тех берегах, где теперь сидит конунг Рюрик… славянская девка, красивая и веселая, как зяблик по весне. Пусть она греет твою постель, да так, чтоб зима казалась летом.

Воины захохотали, жадно разглядывая девицу. Та, не поняв ни слова из того, что сказал Свальд, вскинула нежно-голубые, словно летнее небо, глаза, И улыбнулась двум чужанам, сидевшим спиной к огню. Белые руки легли на пышную темную косу, перекинутую на грудь, распиравшую платье двумя шарами. Мягко начали прокручивать кончик ее вокруг пальцев.

Хороша, подумал Свальд. Так хороша, что он и сам бы не отказался… он оборвал свою мысль на половине, метнув взгляд на брата. Тот разглядывал пленницу бесстрастно, почти равнодушно. Неужели Харальду девка не понравилась? Сам он уже чувствовал, как призывно потяжелело тело ниже пояса. И губы пересохли, дыхание стало частым, распаленным…

Большинство воинов тоже разглядывали темноволосую красавицу в дорогом бархате с хищными прищурами. Только несколько женщин, пришедших на пир, глядели на нее с жалостью.

Ярл Огерсон уже открыл рот, чтобы спросить брата, как понравился ему подарок, когда в зал ввалился Фарлаф, тащивший за собой вторую славянскую девку.

Зря я приказал привести сюда вторую девицу, подумал Свальд, глядя, как Фарлаф тащит между столами худую, заморенную полонянку. Эта его добыча и раньше-то не была красавицей — а теперь, после девяти дней на море, ее качало на каждом шагу. Щеки ввалились, и глаза стали казаться еще больше, распахнувшись на половину лица…

Худое тело прикрывало потрепанное платье, под которым мелькали босые ноги. Что скажут на это воины брата? Свальд содрогнулся, потому что понял — они начнут болтать, что ярл Огерсон схитрил, подарив брату рабыню, пригодную лишь для работы в свинарнике. Но сделал это на пиру, который устроили в его честь. И вел себя при этом так, будто неприглядная девка — драгоценный дар.

Это даже хуже, чем сплетни о том, что с его корабля сбегают рабыни. В конце концов, девок-то он поймал и вернул, к тому же сбежали они из-за оплошности его воина, а не его собственной. Тогда как привести на пир рабыню, годную лишь для черной работы, приказал он сам. И это даже не оплошность — это глупость. Такое прощается обычному воину, но не ярлу…

— Эта страшная девка, брат, всего лишь служанка той красавицы, которую я тебе подарил. — Звенящим голосом объявил Свальд.

Взгляды всех в зале обратились на него. Воины помоложе смотрели с недоумением. Те, что постарше, сохраняли невозмутимость. Пусть ярл сначала договорит, а потом уж станет понятно, смеяться тут или молча ухмыляться…

Фарлаф, успевший дойти до Красавы, за спиной которой замер Сигурд, подтолкнул Забаву вперед. Она замерла по левую руку от сестры. Столько взглядов — и все пялятся на нее. Хотелось опустить голову, скукожиться, стать незаметной…