Екатерина Федорова - Похищение славянки

— Ярл, мы нашли нашего дракона.

— Так. — Пробормотал Свальд, ощериваясь. — Тащите его наверх, и осторожно. А ты, Сигурд, пошли-ка еще одного человека на берег, с причальным канатом. Эти девки не могли уйти далеко. Течение здесь медленное, так что место, где они оставили нашего дракона и вылезли на берег, где-то рядом. До рассвета мы должны их найти…

— Может, лучше оставим этих бабенок их судьбе и уйдем? — Предложил Сигурд, подошедший сзади. — А для твоего брата отловим двух венедок — когда выйдем в море, венедские деревни пойдут одна за другой, цепью.

— Нет. — Отрывисто сказал Свальд. — На одной из девок была богатая одежда. Если ее отец ярл или хотя бы богатый купец, он непременно пожалуется Рюрику. И мы уже никогда не сможем вернуться в эти земли. Грозен ярл Рюрик, и скор на расправу… так что девок нужно найти. Они где-то здесь. Охотьтесь на них, словно на волков — топочите, покрикивайте, а сами прислушивайтесь. Красавица в богатом платье не показалась мне умной. Она обязательно завизжит. Даже если вы будете далеко, а ее будет прятать темнота…

Сидеть в кустах, в мокрой одежде, было холодно. Забава очень скоро начала постукивать зубами. Красава жаловалась уже почти что вслух — и на свою злую судьбинушку, и на дурищу Забавку, и на ветку, что хлестнула по лицу, когда она лезла вглубь кустарника.

Поэтому говор чужан, идущих вдоль берега, Забава расслышала на мгновенье позже, чем было нужно — и ничего не успела сделать.

Да и что тут поделаешь? Красава девка крепкая, такой рот силком не заткнешь — а заткнешь, так без руки останешься…

Сестра, примолкшая, чтобы перевести дух, завопила, как только расслышала голоса чужан. И кинулась сквозь кусты, внутрь которых с таким трудом затащила ее Забава.

Что хуже всего, кинулась Красава как раз в ту сторону, откуда доносился говор чужан — и вскоре ее уже поймали крепкие мужские руки. Отловили, стиснули, перехватив за локти и за талию, сунули в рот какую-то грязную тряпицу.

Забава, выбравшаяся из кустов вслед за сестрой, замерла на месте, когда крик Красавы оборвался. Испуганно вздохнула, срываясь в плачущий вздох — и тут же заткнула себе рот ладонью.

Потому что голоса чужан раздались совсем близко.

Сигурд, шедший во главе маленького отряда викингов, перебравшихся на ту сторону реки, хмуро глянул на пленницу. Вновь выглянувшая луна поблескивала на дорогом шитье. Значит, поймали ту девку, что была одета побогаче.

Свальд будет доволен. Однако нужно найти и вторую — чтобы никто не узнал, какая судьба постигла вот эту красавицу. Несколько слов на славянском местном наречии он знал, можно попробовать допросить…

Сигурд шагнул вперед, легонько, кончиками пальцев, ударил полонянку по щеке. Легкая боль — такая, чтобы не оставить синяков, но дать понять, что он не шутит.

— Где другой девка? — Запинаясь, проговорил помощник ярла.

И сделал знак викингу, державшему Красаву. Тот стиснул девичью шею, изготовившись.

— Кто кричать, тот умереть. — Угрожающе сказал Сигурд. Кивнул викингу за спиной полонянки.

Девка захрипела — викинг, державший ее, сдавил шею. Тут же отпустил.

— Не кричать. Говорить, где другой девка. — Назидательно сообщил Сигурд. Снова кивнул.

У Красавы изо рта выдернули тряпицу, дурно пахнувшую и оставившую на языке горечь. Встрянули.

— Да тут она. Тварь безродная… — Красава с громким всхлипом заплакала. — Руку отпусти, покажу, в какой стороне сидит. Не буду одна в чужбине страдать, пусть и подлюка эта заплатит…

— Что она говорит? — Спросил один из викингов у Сигурда.

— Говорит, что та вторая рядом. — Ответил помощник ярла. Брезгливо сморщился, сплюнул. — Бабы… отпусти ей руку, пусть укажет, где затаилась беглянка.

Сидя в кустах, слова сестры Забава расслышала хорошо. И, стряхнув оцепенение — а зачем бежать? тетка Наста все равно найдет и придушит за Красаву… — кинулась бежать.

Но занемевшая от холода босая нога подвернулась на одном из корней, и она с шумом покатилась по траве, обдирая руки и щеку.

Потом пара рук вздернула ее вверх. Забава отчаянно завизжала, полоснула перед собой руками с расставленными пальцами. Под одну из них попалось что-то мягкое, мужской голос возмущенно рявкнул в ответ — и что-то тяжелое опустилось ей на затылок…

В себя Забава пришла уже на корабле чужан. Охнула от боли в затылке, тупой, давящей. И тут же ощутила, что вскинутые над головой руки притянуты веревками к дощатой стене. Распухшие запястья ноют, сам ладони занемели, став каменными, ледяными…

А еще левая нога болит, пониже колена. Так, словно по ней телега проехалась.

В просвете занавесей, колыхавшихся перед Забавой, виднелся кусок паруса, залитого ярким солнцем. Повыше — лоскут лазурного неба, внизу спины двух чужан. Доносился непонятный говор.

— Очнулась, подлая…

Слева от Забавы, у стенки чулана, отгороженного занавесями, сидела Красава. Непривязанная, с разлохмаченной головой.

— Ах ты, голь перекатная… сманила меня в побег, да сама же к чужанам и вывела. Из-за тебя в полон-недолю иду…

Забава молча отвернулась. Вздохнула, приоткрыв рот — сухие, спекшиеся губы разлепились с трудом. Подтянула ноги, попыталась устроиться так, чтобы запястьям стало полегче. Не получилось. Кто-то привязал ее хитро — так, чтобы она только-только могла сидеть. Ни прилечь, ни даже чуток повернуться веревки не позволяли.

— Всю ночь в мокром платье на голых досках просидела. — Перечисляла Красава. — Зубами щелкала, как волк. Промерзла, глаз не сомкнула. Со вчерашнего дня не кормлена — и все из-за тебя, уродина…

Сестра плакалась и жаловалась на Забаву до тех пор, пока в чулан за занавеской не вошел давешний чужанин — тот, что разговаривал с ними прошлым днем. По-прежнему наряженный в рубаху из дивного шелка, красного с синевой.

На этот раз лицо его было хмурым. И, едва ступив за занавески, он отрывисто бросил несколько слов злым голосом. На чужанском языке. Потом присел перед Забавой на корточки, не обращая внимания на Красаву. Сказал, словно рыкнул:

— Ты. Зачем ты бежать? Тут раба, там раба…

Забава в ответ только глянула. Но не до конца, видать, выбила из нее тетка Наста непокорный дух, потому что взгляд вышел яростный, ненавидящий.

— Говори… — Прошипел чужанин. И с перекошенным лицом кинул руку ей на грудь. Стиснул до боли.

— Я не раба, — Сбивчиво выдохнула Забава, едва удерживаясь от крика. Снова глянула с ненавистью, ощутив, как кривятся губы — и на глаза наворачивается слеза, жгучая, стыдная сейчас, перед этим чужанином. — Я этой дурехе сестра. Отцы наши братьями были…

Чужанин вдруг отдернул руку — и Забава все-таки заплакала. Но беззвучно, вскинув голову и хватая воздух ртом, так, чтобы не было слышно всхлипа.