Екатерина Федорова - Похищение славянки

Неизвестно, сколько пришлось бы бабке уговаривать Забаву, но тут Харальд, которому надоело молча слушать, подхватил ее на руки. Понес в свою опочивальню.

Которая и была-то в двух шагах — вот только эти шаги надо было сделать по проходу.

Забава поджала голые ноги, когда те проплыли мимо чужанина, стоявшего за дверью. Тот, правда, отвернулся…

Харальд поставил девчонку на ноги возле сундука в углу своих покоев. Откинул крышку, содрал тряпки, укрывавшие сверху содержимое.

В тусклом свете, падавшем от светильника на боковой полке, блеснуло золото. Жемчуг, янтарь, округлые рубины, еще какие-то камни…

Тут были в основном женские украшения, которые он дарил Эйлин, рыжеволосой англичанке. Но часть из них принадлежала до нее Гудрид, шведской рабыне, жившей здесь прежде. А до нее еще кое-кому…

Но мысли об умерших сейчас его не смущали. Харальд твердо знал — золото есть золото. Одинаково блестит на любом человеке и не помнит прежнего хозяина.

К тому же Эйлин прожила достаточно долго, чтобы узнать, кто носил побрякушки из этого сундука перед ней. И ее это тоже не смущало…

— Скажи ей. — Объявил Харальд, не оборачиваясь — знал, что старуха сейчас стоит у порога. — Пусть берет столько, сколько ей надо, чтобы начать улыбаться. Пусть берет все. Если хочет, я перенесу сундук в ее опочивальню прямо сейчас. И пусть нашьет себе платьев из тканей, что я показал ей вчера. У меня в кладовых есть несколько вязок дорогого меха. Я принесу. Пусть сделает себе плащ, одежду на меху…

Старуха забормотала, переводя.

Харальд ждал, внимательно глядя на светловолосую.

Та, дослушав старую рабыню, глянула изумленно. На него, на сундук, снова на него. Глаза округлились, рот приоткрылся, мягкие губы удивленно вздрогнули…

Это хорошо, подумал Харальд удовлетворенно. Если так пойдет и дальше, то к первому снегу она научиться не только улыбаться, но и хохотать. И может, даже начнет принимать его с открытой радостью, сама будет заигрывать…

Он вдруг представил, как светловолосая запускает руки ему под одежду, дергает завязки на штанах. Правда, каким у нее будет при этом лицо, Харальд вообразить не смог — в его видении оно так и осталось изумленным. Вот как сейчас.

Ничего, увижу на деле, практично решил он. И торопливо отогнал ненужные мысли, потому что тело ниже пояса опять начало оживать.

Девчонка, присев, чтоб не наклоняться — и придерживая при этом подол рубахи — взяла с груды украшений какую-то брошь. Поглядела…

Потом осторожно положила обратно в сундук. Харальд видел, как она, не удержавшись, пригладила напоследок одним пальцем алую рубиновую каплю в середине броши. После чего выпрямилась, посмотрела на него и что-то сказала. Серьезно так, чуть дрогнувшим голосом.

Старуха сзади немедленно забормотала — но на славянском, непонятно. Уговаривает, с удивлением понял Харальд. Зачем? О чем можно уговаривать над кучей золота? Он приказал с угрозой в голосе:

— Переведи, что она сказала.

Старая рабыня осеклась. Пауза затягивалась, Харальд добавил тихо, голосом, срывавшимся в шипение:

— Сейчас…

— Она говорит, если ярл хочет сделать подарок, то пусть это будет другое. Свобода…

Этого и следовало ожидать, подумал вдруг Харальд. Девка, два раза срывавшаяся в побег, будет мечтать только о третьем разе. Плохо.

Он задумался. Бывают непокорные рабы, не способные примирится со своей долей. И лечится это только смертью. Конечно, непокорных рабынь иногда привязывает к месту ребенок. Но до сих пор ни одной женщине не удалось от него понести.

Придется держать и дальше под охраной, решил Харальд. Людей у него хватит.

Девчонка вдруг быстро, горячо заговорила, глядя на него. Старуха забормотала, не дожидаясь приказания Харальда:

— Просит если не полной свободы, то хоть разрешения гулять по поместью. Щенка выгуливать. Самой на белый свет смотреть. И для одежды не шелков, а теплой ткани.

Харальд сложил руки на груди, посмотрел задумчиво сверху вниз.

Девчонка смотрела просяще, но без страха.

И он вдруг принял решение. Распорядился:

— Сейчас ты переведешь все, что я скажу, до последнего слова. Она может гулять по поместью вместе со своей собакой — но если она сбежит, я убью тебя. И убью страшно.

Старуха сглотнула, перевела последние слова дребезжащим голосом. Девчонка глянула в ответ обиженно. Словно он взял — да и обманул.

Харальд уставился на светловолосую неподвижным взглядом, от которого бледнели и старые воины. Дождался, пока она нахмурится, опустит глаза. Только после этого продолжил:

— Но перед этим я найду ее. Найду, даже если она спрячется на дне моря.

Особенно, если она спрячется именно там, подумалось вдруг Харальду.

— И заставлю смотреть, как ты умираешь. Потом убью еще трех рабынь — просто так, чтобы она это видела. Пусть сидит тут, и все будет хорошо. Никто не умрет. Быть женщиной ярла — такая удача выпадает не каждой рабыне. Она обещает не бежать?

Забава думала.

Когда Харальд-чужанин пообещал ей убить бабку Маленю, она сначала не поверила. Саму ее он ни разу не ударил, даже щенка вон подарил. И на пол, когда вошел, не сбросил, а поставил бережно.

Разве такой может убить без вины, да еще старуху?

Но голос у бабки Малени дрожал и прерывался, пока она говорила. Она-то Харальду-чужанину поверила…

И жила она тут дольше, чем я, рассудительно подумала Забава. Значит, знает, какой у него нрав.

Бабка Маленя попросила от двери плачущим голосом:

— Он обещания твоего ждет, что не сбежишь. Не зли ты его, девонька. Пообещай. И живи тут в довольстве, в тепле. Иначе тебе же хуже будет. Меня-то ладно, я уж свое отжила… но ведь и других загубит.

— Взаправду может? — Дрогнувшим голосом спросила Забава. — Баб убивать?

— Лучше тебе не знать, чего он еще может. — Выдохнула бабка Маленя.

И тут же осеклась, затихнув у двери.

Харальд-чужанин вдруг глянул на Забаву по-другому — черные зрачки расплеснулись, сожрав серебро. Прошипел хрипло, но по-славянски:

— Дом.

И тихо стало. Чужанин молчал, бабка Маленя затаилась у двери, даже дышать, похоже, перестала…

— Да обещаю. — Выпалила вдруг Забава.

И тут же об этом пожалела. Но уж больно тягостная тишина стояла перед этим в комнате. И Харальд замер, только зрачки черные и дышали у него в глазах…

После ее слов бабка быстро забормотала, переводя сказанное. Забава сразу же торопливо добавила, припомнив угрозы Красавы на корабле:

— Только ты скажи — если он меня на потеху своим воинам кинет, я в море утоплюсь.

Бабка Маленя опять испуганно смолкла, но чужанин каркнул — и она сбивчиво заговорила, донося до него сказанное.

Наверно, люди Свальда развлеклись с кем-то по дороге, подумал Харальд. А девчонка нагляделась — или наслушалась. Он кивнул.