Екатерина Федорова - Похищение славянки

Забава на ходу вздрогнула. Еще искалечат мальца. А за что? За мелочь, за слово глупое. Сказала просяще:

— Да прости ты его, Красава Кимрятовна. Маленький он еще, несмышленыш…

Сестра завопила в голос:

— Заступаешься? Стало быть, сознаешься, что сама мелкого змееныша подучила?

Выбора у Забавы не было, и она покорно кивнула:

— Я, Красава. От зависти все. Позавидовала твоей красоте несказанной, вот и сбила с пути мальчишку.

После такого объяснения — Забава уже знала это по опыту — сестра обычно становилась помягче.

— Ах, так. Ну, матушка тебе покажет, — Счастливым голосом пообещала Красава.

Забава на миг сбилась с шагу, но тут же выправилась, снова пошла ровно. Подумала на ходу — ничего, выдюжу. Ушата для порки еще мал, а она уже выросла. Да и не станет тетка Наста ее пороть, так, побьет, поворчит да и успокоится. Может, еще без еды на два дня оставит. Невелика беда…

Из города они вышли через боковые ворота — не те, что выходили на большую пристань с торжищем, а другие, помельче, на другом конце города. Разморенный жарой стражник, сидевший на корточках под бревенчатой засекой (стена из поставленных стоймя заостренных бревен), лениво проводил их взглядом. И отвернулся.

Чтобы не говорили люди про князя Рюрика, одного у него не отнять — под его рукой город зажил мирно. Вон и боковые ворота держали распахнутыми день-деньской. А ведь года четыре назад все было иначе. И с тяжелым коромыслом, в то время ей и вовсе непосильным, приходилось идти через главные ворота, по самому краешку торжища. Не то, что теперь — рукой подать до воды…

На берегу озера, плескавшегося неподалеку от городских стен, все мостки оказались заняты. Бабы стирали, некоторые — зайдя в воду по колено. Мальчишки купались, прыгая в воду с дальнего края мостков. На берегу звенели крики, повизгивали девки. Красава, недовольно сморщившись, потребовала:

— Стой.

Потом, подбоченившись, окинула взглядом детей и баб на берегу. Решительно объявила:

— Дальше пойдем. Хочу, чтоб вокруг меня тишь да гладь были. Посидеть в тенечке, понежиться… А здесь солнце припекает и дети визжат. Мне такое не по нраву. Хочу, чтобы деревья рядом стояли, лесок шумел.

— Тогда до речки Лисовки придется идти. — Забава удивленно глянула. — Раньше нее леса на берегу нет, одни луга тянутся. Не близко это…

Красава вскинула голову, зло поджала губы.

— Хочу тень. И тишь. А ты давай работай ногами, а не языком, бездельница.

Забава молча развернулась, пошла по берегу, про себя досадуя на Красаву. Хорошо ей — идет, ручками помахивает. А ей на обратном пути тащить все постиранное. Да еще два ведра, сбитые из досок. Те от воды, как водится, намокнут, станут еще тяжелее…

До речки Лисовки, хвала матушке-Мокоши, они не дошли. Красава, притомившись, выбрала место, где берег становился крутым, поднимался обрывом, бросая на желтый песок внизу зыбкую тень. Встала на самом краю, огляделась, объявила капризно:

— Здесь сяду… сыщи-ка тропинку вниз. И меня по ней сведи осторожно, поняла? Давай ищи, недотыка.

Забава молча нашла место, где обрывчик рассекала ложбинка. Скатилась вниз, гремя ведрами, оставила ношу на берегу и снова побежала вверх — за Красавой. Двоюродная сестра спускалась медленно, повизгивая и хватаясь за пучки растущей на склоне травы. Потом устроилась поверх покрывала, постеленного Забавой, глотнула холодного квасу из жбана и замерла в теньке, вытянув ноги.

Забава, подоткнув подол старенького платья — сама сшила год назад из старой пестрядины, отданной теткой Настой — зашла в воду. Зачерпнула пол-ведра, выволокла назад на берег и принялась стирать, встав на колени.

Красава следила из тени с разморенным прищуром. Гладь озера лежала перед ними чистым зеркалом, только в отдалении плыл темный кораблик с убранным парусом. Ветра не было, шли, похоже, на веслах…

— Ярл, глянь. Вон там две дуры-бабы на берегу плещутся, — Эрев-швед, сидевший на первом весле, с улыбкой махнул в сторону берега.

— Прогуляемся? — Лениво предложил Рорк, сидевший на кормовом весле и как раз сейчас вместе с другим викингом неторопливо отжимавший вперед рукоять, в неспешном гребке. — Если там не бабы, а девки — вот тебе и подарок для твоего брата…

Свальд Огерсон, придерживая рукой кормило, глянул в сторону берега. Отсюда одеяния женщин выглядели крохотными метками на серо-зеленой полоске берега. Одно пятнышко коричневое — значит, дешевое тряпье. А вот второе манит издалека густым красноватым цветом. Дорогая ткань. Вторая женщина на берегу из богатого дома. Но замужних вот так просто, с одной прислужницей, далеко от дома не отпустят. Похоже, и впрямь девка. День жаркий, вышла прогуляться с рабыней…

— Весла суши. — Приказал Свальд. — Эрев, Рорк, пойдете со мной на лодке. Поглядим, что там за дичь по берегу гуляет. Сигурд, пошли смотрящего на мачту. Если увидит чужой корабль — сразу гребите к берегу, за нами. Если это корабль конунга Рюрика, мы девок спрячем. И скажем, что пристали к берегу, чтобы набрать воды.

Он первым, скинув дорогой расшитый плащ и рубаху из тонкого полотна, скользнул по канату в лодку, тащившуюся за драккаром на буксире. Следом молча спустились Эрев и Рорк. Широкоплечий швед тут же подхватил уложенные вдоль бортов весла, принялся грести. Рорк сел на кормило, Свальд устроился на носу, вглядываясь в берег.

— Возьми-ка в сторону. — Приказал он Рорку. — Не будем пугать дичь сразу, сначала поглядим со стороны — не староваты ли курицы…

— Осторожным ты стал, ярл, — Рорк улыбнулся, выглянул из-за спины могучего Эрева.

— Тут станешь осторожным. — Проворчал Свальд. — Говорят, конунг Рюрик всякого, кто приходит к нему без белого щита на мачте (знак добрых намерений), казнит без разговоров.

— Так у нас же есть такой? — Удивился глуповатый швед.

Свальд глянул недовольно, но все же пояснил:

— Есть-то он есть, только вот девок красть, если идешь с белым щитом, не положено. За такое Рюрик может и руки отрубить. А то и кое-что другое, пониже. Нам повезло, что курицы ушли от города так далеко. Места здесь безлюдные, никто ничего не заметит. Тихо высадимся и тихо уйдем. Вон к тем тростникам поворачивай, Рорк…

Платья и нательные сорочицы Забава простирнула быстро. Потом подоткнула подол повыше и забрела в воду, выполаскивать стиранное. Может, она и не заметила бы движение в тростниках, стоявших стенкой по правую руку, там, где берег изгибался, выгрызая из окрестных лугов заливчик. Но в той стороне вдруг испуганно крякнула дикая утка, и Забава разогнулась, поворачиваясь на звук.

Из тростников выскочили два темных силуэта. Один метнулся по берегу к Красаве, другой — к ней самой. Забава, даже не успев испугаться, хлестнула жгутом тяжелого от воды платья по человеку, подбежавшему со стороны тростников. Красава на берегу тут же взвизгнула и замолчала. Как будто чувств лишилась.