Анастасия Акулова - Танцовщица и султан [СИ]

Знал бы кто-нибудь, как мне осточертели эти стены. Они лишают радости, надежды, делают из меня вечную узницу, облепленную десятками косых взглядов, едких насмешек… Сюда не проникает свет — во всех смыслах, и эти чертовы стены давят. А сегодня — особенно.

Из всех имеющихся танцевальных костюмов молоденькие тахри выбрали для меня глубинно-синий — даже это я не могу здесь выбрать сама. Впрочем, костюм был красив: мягкий, переливчатый, усыпанный мелкими, но ярко сияющими камушками, на мне он сидел как влитой и подходил под цвет глаз, а тонкие браслеты, маленький сапфировый кулон, аккуратно завитые распущенные волосы и достаточно легкий макияж довершили образ.

Я с усмешкой смотрела в зеркало, искоса поглядывая на нескольких других девушек, которых тоже «украшали». Вот оно, дежавю — ведь не так давно я в похожей обстановке сидела в шатре перед зеркалом, готовясь к выступлению в Тарисхоне. Тогда, казалось, мне сама жизнь улыбается: я была свободна, при деньгах, любила и (в чем тогда была уверена) была любима.

Начинать все заново, новую жизнь — страшно и тяжело, я это сполна почувствовала на себе, и внешнее спокойствие, бурная деятельность были лишь прикрытием. Но я со временем привыкала. А здесь? Смогу ли уже?..

В покоях повелителя было как всегда жарко натоплено и просторно. Дверь на террасу оказалась открыта, и многочисленные свечи дрожали, бросая на каменные стены неровные пляшущие тени. По углам на удобных вышитых подушках сидели музыканты с различными инструментами, а в центре комнаты — сам Каан на мягкой софе. Его равнодушный взгляд скользнул по нам, ни на ком не задержавшись, и это меня слегка задело.

Не делай вид, что тебе все равно. Я не поверю.

Зазвучавшая музыка медленно забиралась под кожу, проникала ядом в кровь, кружа голову, наполняя пьянящим безрассудством. И, выполняя первые движения наскоро разученного откровенно скучного танца, я неожиданно для себя же прямо-таки коварно улыбнулась.

Можешь хоть сколько пытаться смотреть в сторону — не поможет… сегодня я поймаю твой взгляд…

Все смешалось — и боль, и гнев, и страсть, и нежность, и отчаяние и надежда… несовместимые чувства создали огненный коктейль, сотней игл пронзивший каждую клеточку тела, и я чувствовала себя русалочкой из сказки Андерсена, танцующей на осколках. Но ни одна искра так и не промелькнула в его глазах.

«Почему мне это так важно? Радовалась бы…» — тихо нашептывал разум где-то на задворках сознания.

Но сердце стучало так громко, заглушая все вокруг… оно не шептало — кричало и пело…

Сегодня я поймаю твой взгляд…

Нарушив установленный «рисунок», не следуя кем-то придуманному танцу, я всецело отдавалась музыке, чувству, ритму — и снова пришло то пьянящее ощущение невесомости, легкости, уверенности и вседозволенности — для меня нет и не может быть преград…

Осторожными, неслышными шагами пантеры, изгибаясь с грацией змеи, я подходила к нему, то приближаясь, то отстраняясь, кружась — далеко, но рядом.

Теперь он усмехался нарочито пренебрежительно, но я видела огонь в его глазах, чувствовала, как жадно следит он за каждым моим движением.

Азарт кипел во мне — эту игру я должна выиграть. На новом повороте вдруг неожиданно для себя же опустилась на секунду непозволительно близко и так же быстро отстранилась, вытянув из ножен его длинный кинжал… Кто-то позади слаженно охнул, девушки сбились и перестали танцевать, кто то из музыкантов — играть на инструментах, но я практически не заметила этого — у меня был только барабанный ритм и он. Теперь в его черных, как самая темная ночь глазах вспыхивали веселые золотые искорки, читался интерес и будоражащая жажда, сводящая с ума…

Ощущая небывалое упоение, я привычно «игралась» с оружием, сверкающим холодными серебряными бликами, кружилась, все набирая темп, потерявшись во времени, и вдруг — словно потеряв силы, словно на последнем вздохе — опустилась у его ног.

Тяжело дыша, с победной улыбкой поймала кольцо. Но, подняв голову и утонув где-то в темных глубинах его глаз, поняла, что я не охотник, а жертва.

И почему-то в данном случае меня это вполне устраивает.

За окном темнели сумерки, постепенно погружая сад в дремоту. Но ночь — это не смерть до утра, а новая жизнь — иная, не похожая на дневную, скрывающая тайны и открывающая чувства, новые стороны уже знакомого и многое неизведанное…

— Эта война… из-за чего она? — Тихо спросила я о том, что давно интересовало (но никто не мог дать внятного ответа), молоденькую тахри, тщательно расчесывающую мои волосы.

— Мы можем только предполагать, — покосившись на меня, ответила она, — Официальной причиной считают династический кризис. Наш повелитель ведь не прямой наследник предыдущего, а его племянник, тогда как элхидский король — внук. Не по мужской линии, но его это не останавливает. Султанша Гюльшах была отдана в жены тамошнему королю, отцу нынешнего, для скрепления мира, но не мог же султан знать, что все трое его сыновей умрут: один от чумы, другой на поле боя, а третий — от воспаления легких, процарствовав всего полгода. Больше близких родственников у султана не было, только султанзаде Каан — единственный сын брата повелителя.

— Наверняка было много восстаний… — представив себе все это, предположила я.

— Как ни странно, нет. К тому времени, как скончался последний сын султана, наш нынешний повелитель был уже достаточно взрослым, побывал во многих боях и правил небольшой провинцией на восточных границах, причем очень успешно — она стала одной из самых процветающих у нас. Народ и солдаты любили его, чем он и воспользовался, когда началась вся эта неразбериха. И вовремя, надо сказать. Восстания начались уже потом — кто-то пустил слух, что все произошедшее — результат заговора, и все сыновья предыдущего султана отравлены, а известные причины их смерти ложны. Бунты были вялыми и далеко от столицы, быстро подавлялись, но тем не менее, след остался, и порождаются все новые слухи… народ легковерен. А король, видимо, решил воспользоваться ситуацией, если не сам все подстроил. И вот… Но, как уже говорила, всего мы знать не можем. Надеюсь, повелитель вернется с победой. И почему ты об этом спрашиваешь сейчас?

— Я давно спрашивала, но отвечать никто не хотел или не мог. — Пожала плечами я, подавляя беспокойство, вызванное этим рассказом.

Когда мир за окном окончательно погрузился во тьму, я шла по освещенным факелами коридорам, видя дорогу смутно через темно-синюю вуаль. Осенью в замке, особенно вдалеке от камина и в этом легком платье цвета изумруда холодно, но жар, что разлился по телу, казалось, мог растопить все льды Северного полюса…