Анастасия Акулова - Танцовщица и султан [СИ]

— Я не ваша игрушка. — Прозвучало это тихо, зло, но достаточно жалко. Голос отчего-то срывался.

Легкая, полуиздевательская ласка вызвала предательскую волну мурашек по телу и его усмешку.

— Нет, не игрушка. Иначе давно была бы наложницей.

Здорово. Спасибо за откровенность.

— И почему же? Чем же я удостоилась такой милости? — Нарочито пренебрежительно хмыкнула я, скрывая внутренний трепет.

Он улыбнулся.

— Потому что хочу, чтобы ты пришла ко мне сама.

Хотелось бы недоверчиво улыбнуться в ответ и сказать «мечтать не вредно — вредно не мечтать», но прикусила язык, вспомнив, чем это обернулось по итогу в прошлый раз. М-да, не умею я держать слово… Тьфу, хоть бы в этот раз не сглазить.

— Зачем тебе я? — Прошептала, — Уверен, что я когда-нибудь привыкну к такой жизни взаперти? Что я прощу тебе то, что ты меня здесь запер? Так поступают с игрушками — сломал-починил, всего-то… Так что мог бы хотя бы не лгать.

— Почему же ты не говорила всего этого при прошлых наших встречах? — Выгнул бровь он, — Потому что сама знаешь, что это не так.

— Ты умеешь путать мысли, — признала очевидное я, — Пытаюсь свыкнуться, обжиться, понять тебя, но никогда не получится. Никогда.

— То есть все это время ты пыталась только подстроиться под ситуацию? — Что-то, скрытое за пустой улыбкой мелькнуло и исчезло в его уже ледяных глазах. — Хорошо. Можешь идти.

Ко мне неоднозначно повернулись спиной, и, машинально поклонившись, как того требовал этикет, я ушла. И мне бы радоваться, что меня не казнили, не посадили в темницу, но…

Дыра в груди стала огромной невосполнимой бездной.

— Эй, ну хватит уже, — Со смехом воскликнула янтарноглазая Гизем, когда я с отсутствующим видом лежала в ташлыке, — Портишь нам все веселье своей унылостью.

Оказывается, они все уже минут пять дрались подушками, и мне тоже прилетело — для бодрости…

В итоге весь ташлык оказался заваленным перьями, а виновной главная тахри почему-то назначила меня. Вступаться никто не стал, и, всыпав мне десять ударов по пяткам (от чего я еще пару дней точно буду передвигаться разве что ползком), меня закинули сюда, в эту «уютную» камеру. И вот я, чтобы отвлечься от размышлений, считаю капли… уже незнамо сколько времени.

Веселенький день, ничего не скажешь…

В последнее время каждое утро наполнено тоской, однообразием, истязающим беспокойством. Череда одинаковых дней проходила мимо, но волнение не отпускало, а нарастало в геометрической прогрессии. Каан уехал следить за последними приготовлениями к походу, и я с ужасом осознавала, что мне… не хватает его. Страх охватывал при одной мысли, что вскоре он отправится на войну… И, просыпаясь каждым ярким осенним утром, я каждый раз думала о том, что мне просто необходимо его увидеть хотя бы раз перед тем, как он отправится в поход. Ведь после нашего последнего разговора мы не обмолвились ни словом. Он если и смотрел на меня, то равнодушно, холодно, как на пустое место, и это, как бы я себя ни одергивала, причиняло боль. Но куда большую — понимание того, что на войне может случится всякое даже с султаном, а зная его, я с уверенностью могу сказать, что он примет самое активное участие и сидеть в сторонке не будет точно.

Однажды, проснувшись в такой же полноте яркости и красочности осеннего утра, я заметила, что сменился тон и «настроение» погоды за пределами моей клетки, стало пасмурно, и только разноцветные падающие листья пленяли мой взор… Через небольшое окно в огромный сказочный сад я видела изменения привычного, не то чтобы эти изменения были чем-то принципиально новым, чего я никогда не видела раньше, но внешний облик этого маленького мира менялся с каждой секундой, а вместе с ним и что-то во мне. С падением каждого листочка менялась композиция всего пейзажа… Это очень трудно сходу разглядеть, но если чуточку присмотреться, то можно почувствовать, как всего один маленький лист меняет и преображает все вокруг…

Я обожаю этот осенний сад. Меня туда тянет как магнитом, и все свободное время, данное мне или украденное, я проводила в облюбованном «ромашковом» уголке, где рядом еще цвели два куста роз и был фонтан, иногда даже приносила с собою арфу, на которой немного научилась играть. Как сегодня. И пела, импровизируя по нотам, старую, любимую с детства осеннюю песню, что так подходила этому пасмурному утру.

Вздохнув, кое-как вынырнула из размышлений, и, прикинув, сколько я тут просидела, заставила себя встать: хватятся — несдобровать. Крепко держа арфу, я неспешно направлялась ко дворцу, когда услышала голоса и лязг неподалеку.

Лязг?..

Притормозив, тут же пошла на звук, все ускоряясь, ведомая каким-то нехорошим предчувствием. Но даже худшие ожидания не подготовили бы меня к тому, что я увидела.

За кустами, на знакомой площадке, где обычно тренировался повелитель (каюсь, подглядывала, завораживающее зрелище), помимо охраны, замершей в паре десятков шагов, был только он сам с обнаженной саблей в руке, и Гард.

Гард, стоящий на коленях, с выжидающим взглядом и напряженно сжатыми губами. У самой его шеи — лезвие сабли… А взгляд повелителя жесток и суров. В нем все льды Арктики, приговор… так мне показалось…

Такого всеобъемлющего ужаса я не испытывала еще никогда, даже во время шторма. Весь воздух резко вышибло из груди, будто в сердце воткнули кол.

Приглушенно вскрикнув, я выронила арфу и, не помня себя, бросилась вперед, видя лишь удивленные глаза цвета морозного утра…

— Стойте. Не надо…

Подкашивались ноги, я готова была упасть, голос дрожал и срывался. В голове осталась одна лишь мысль: я переживу все, что угодно, только не это.

Все, что угодно, только не…

В повисшей тишине мой мечущийся взгляд зацепился за что-то блестящее. Сабля. Еще одна, брошенная неподалеку. Пронзенная догадкой, тяжело дышащая я неуверенно взглянула на «жертву» и «палача» — оба они были слегка вспотевшие, в одних рубашках.

Черт, неужели…?

— Не надо что? — Вопросительно выгнув бровь, уточнил Каан, убрав саблю в ножны и недоуменно глядя на меня. Гард тем временем встал и поспешно отвернулся — так принято при появлении кого-то из султанского гарема.

Блин, вот я дура…