Лена Летняя - Награда для генерала. Книга вторая

Я ведь все это время жила одной только надеждой на то, что он жив. И вот она сбылась. Казалось бы: живи и радуйся. Но внутри что-то продолжало тихонечко ныть, колоть и тоненьким голоском предупреждать: «Если жизнь того потребует, он снова это сделает. Снова переступит через тебя. Снова не побоится причинить боль ради высшей цели. Потому что сам привык терпеть любую боль ради победы».

Пусть его война закончилась, я не верила, что Шелтера устроят цветочки и шоколад. Он найдет себе новую. «Это единственное, что я умею», – сказал он мне однажды. И хотя тогда все, что он говорил, было частью легенды, именно эти слова были правдой. Смогу ли я жить так?

– Ты не сможешь жить без него, милая. – Едва слышный шепот коснулся моего уха. Он влетел в комнату вместе с ветром, как и много лет назад. – Вы созданы друг для друга. И у вас все будет хорошо. Даже не сомневайся.

Три года спустя

Кафе еще работало, вечерняя волна клиентов, заглядывающих после завершения своих дел, только началась, но я уже сняла фартук, аккуратно сложила и потянулась за легким плащом. Весна уже была в разгаре, снег давно сошел, но вечером еще бывало прохладно, особенно когда подует ветер. Неважно, с какой стороны.

– До завтра, Альма, – попрощалась я с помощницей, которая оставалась на вечернюю смену.

Светловолосая и совсем юная Альма только смущенно помахала мне рукой. Она работала в шоколаднице не так давно и пока робела передо мной, но дело свое знала. Я спокойно оставляла кафе под ее присмотром в вечерние часы, зная, что она со всем справится и все закроет вовремя.

Я же, выйдя на улицу, поплотнее запахнула плащ, ибо шаловливый ветер сразу попытался проникнуть под одежду и пощупать меня холодными пальцами, и не торопясь пошла вниз по улице, в сторону дома госпожи Киран. Несмотря на свой почтенный возраст, она продолжала выращивать цветы: в холодное время года дома на окне, а в теплое – на улице под окном. Когда мне требовался небольшой букет, я заходила к ней и покупала. Поначалу госпожа Киран очень удивлялась этому: как это – платить за цветы? Но я убедила ее, что в Варнайском Магистрате везде так делают. Она сильно не сопротивлялась: деньги в хозяйстве всегда пригодятся.

Выйдя из дома старушки с маленьким букетом, я пошла дальше, в сторону кладбища, посматривая по сторонам и улыбаясь.

Оринград изменился за последние три года. Не скажу, что разительно или что он стал похож на Варнай или хотя бы городок, рядом с которым находилось имение генерала Шелтера, но прогресс был налицо. Старые религиозные предрассудки отступали, варнайские законы по-прежнему действовали, а с появлением нового градоначальника началась реформа образования, которая со временем могла принести куда более заметные результаты, чем мой зашептанный шоколад.

Вместе с Оринградом изменился и Варнайский Магистрат. Этьен оказался хорошим правителем. Его лучшим решением стало привлечение к управлению страной не только магистров Верхней ложи, но и обычных людей, ранее управлявших городами или областями. Три года Варнай не вел войн, но его армия надежно защищала заметно сократившиеся границы. Конечно, он не вернулся к своим прежним размерам, с которых начинал тридцать с лишним лет назад. Многое из того, что натворил Магистр, было необратимо. Некоторые племена полностью уничтожены, другие стали настолько зависимы, что уже не могли отделиться, да и не желали. Но завоевания последних десяти лет пришлось вернуть хозяевам. Кроме Оринграда.

На кладбище было очень тихо. Хотя еще только начинало смеркаться, редко кто ходил сюда в это время. Я привычным путем дошла до двойной могилы и присела на корточки у плиты, на которой, очерченные защитным кругом, были выбиты имена моих родителей. По старой традиции супругов хоронили в одну могилу, под общую плиту, поэтому свой небольшой букет я всегда несла им обоим. И не испытывала никакого протеста.

Своего отца я простила. Когда все тревоги отступили, и я заново перебрала свои воспоминания, я пришла к выводу, что он меня по-своему любил. Просто он был слаб. Слишком слаб, чтобы противостоять традициям и религиозным догматам, как не мог он противостоять своей тяге к алкоголю. Он был слишком податлив, и оринградское общество сделало его таким, каким он стал. Думаю, он и сам не был счастлив быть таким. Потому, наверное, и был настолько сварлив.

Не знаю, простила ли его мама, но ей точно было все равно, лежат ли их останки в одной могиле или нет. Шептуньи – дочери ветра. И после смерти они становятся ветром, сильным и свободным. И каждый раз, когда в прохладный день моей щеки касалось теплое дуновение, я знала, что она где-то рядом.

С кладбища я, как и всегда, шла с легким сердцем. Шагала по знакомым с детства кривым узким улочкам к центральной части города, где стоял дом нового градоначальника, и слушала затихающий на ночь порт. Встречающиеся мне прохожие вежливо здоровались, многие даже слегка кланялись в знак приветствия. И хотя я знала, что некоторые из них в глубине души или дома шепотом продолжают звать меня «варнайской шлюхой» или «подстилкой», меня это не трогало. То, что они стали бояться и стыдиться произносить это вслух, уже было большим достижением. Но не все же сразу. И Магистрату, и Оринграду еще многое предстояло поменять.

Я же теперь была респектабельной замужней дамой. И мужа моего боялись в Оринграде все, хотя он больше не был «кровавым» генералом варнайской армии. Впрочем, уважать его тоже начали.

Когда я заявила Шелтеру, что не поеду в его имение, потому что меня ждет шоколадница и незаконченное дело, он молчал секунды три, не дольше. А потом просто кивнул и сказал:

– Хорошо, поедем сначала в Оринград, поживем там. Ты права, его тоже нужно освободить от предрассудков, прежде чем отправляться на заслуженный отдых.

В общем, новую «войну» Шелтер нашел себе очень быстро и с моей подачи. Он подал в отставку, и за «заслуги перед Варнаем» Этьен назначил его руководить Оринградом. Мы вернулись сюда вместе и поженились уже здесь. И ни один оринградец не посмел оскорбить «порченную» невесту нового градоначальника. Все же они умели придерживать свой праведный гнев, когда знали, что могут получить не слишком приятный ответ.

Конечно, замуж я выходила цветном платье. В зеленом. Когда Оллин предложил мне этот цвет, я непроизвольно содрогнулась: до сих пор он пробуждал не самые приятные воспоминания. На этот раз я не удержалась и спросила:

– Неужели мой вид в день представления Магистру новых экспонатов «коллекции» так запал тебе в душу?

Он немного рассеянно посмотрел на меня, как будто не понимал, о чем я говорю. Или просто все еще оставался погружен в документы, которые читал во время нашего разговора.