Василий Криптонов - Палач, скрипачка и дракон

— Снимай шинель! — подскочила Энрика. — Давай помогу.

— Нет, Рика, перестань! — застонал Нильс. — Ты же не собираешься правда вытаскивать пулю?

— Еще как собираюсь! — Она уже разрывала у него на плече рубаху. — Я однажды в детстве занозу посадила — знаешь, как загноилось? Мама плакала, говорила, что могла бы без ноги остаться. А тут — здоровенная такая штука! Обязательно надо вытащить… Ой, мама, крови-то сколько!..

Она побледнела, и Нильс уж испугался, что отважная врачевательница сейчас хлопнется в обморок, но обошлось. Энрика отошла, отвязала красный шарфик от карабина и намочила его. Вернулась. Наклонившись над раной, стала протирать. Нильс смотрел на ее сосредоточенное лицо, потом движение чего-то блестящего привлекло внимание. Из ворота платья выскочил серебряный кулончик на цепочке.

— Вот уж не думал, что ты так религиозна.

Энрика посмотрела на кулончик и улыбнулась:

— А, это Лиза подарила. Я и забыла про него сов… сем.

Энрика осеклась, заправляя кулончик обратно, и быстрым, судорожным движением прижала платье к груди.

— Я просто увидел кулон, — пробормотал Нильс и стал смотреть в стену.

Однако когда пальцы Энрики коснулись раны, боль снова заставила повернуться.

— Я ее даже не вижу, — пожаловалась Энрика так, будто Нильс из вредности пулю спрятал. — Сейчас попробую. Ты не кричи только, ладно?

Нильс не закричал. Левая рука дернулась к ране, но силой воли Нильс ее задержал. Поколебавшись, рука опустилась на спину Энрики. И боль сразу утихла — операция остановилась.

— Извини! — Нильс отдернул руку. — Дай мне что-нибудь, сжать…

Энрика дала ему чурочку. Нильс сжал ее до хруста, когда пальцы Энрики вновь проникли в рану. Закрыл глаза, стиснул зубы, понимая, что еще чуть-чуть, и он попросту отшвырнет от себя эту упертую скрипачку.

— Кажется вот! — выдохнула она, наградив Нильса еще одной ярко-белой вспышкой боли. — Почти-и-и…

Боль отключилась мгновенно, одновременно с хлопком двери. Правая рука согнулась в локте, потом разогнулась, отталкивая Энрику. Но она уже и сама отпрянула, вскрикнув.

— Who are you?! — Истерически завопил ворвавшийся в сторожку солдат с автоматом. — Where is our base? What is the f…

Рука сработала быстрее разума. Пока мозг отмечал непонятный говор, бесполезную в зимнем лесу камуфляжную форму зеленого цвета, тёмные полосы на смуглом лице, рука уже прянула вперед, с силой швырнув деревянную чурку.

Крик солдата раздался одновременно со звонким ударом дерева о лоб. Автомат без толку прострочил в потолок, бесчувственное тело рухнуло на пол.

— Попал… — выдала ошеломленно Энрика.

— Мы их, по секрету говоря, потому «попаданцами» и прозвали, — усмехнулся Нильс. — Они, как перенесутся, первые час-полтора шальные, глупые, не соображают. Чем угодно попасть можно.

Дверь приоткрылась, на этот раз медленно и аккуратно. Сначала в нее просунулись два «Desert Eagle», потом — шуба и, наконец, целиком весь Адам Ханн. Нильс почувствовал, как что-то больно толкает его в плечо и, повернув голову, увидел, что это Энрика пытается всучить ему другую чурку.

— Положи, — сказал Нильс, и Энрика нехотя подчинилась. Так и осталась сидеть на полу, рядом с койкой, спиной к горящему огню.

Адам Ханн молча посмотрел на них, потом — на попаданца. Спрятал пистолеты. Снял с солдата автомат и сумку, застегнул руки за спиной наручниками. Только после этого опять взглянул на затаившую дыхание пару.

— Я надеялся, что это иллюзия, и она вот-вот развеется, — грустно заговорил Адам, — но теперь вижу, что иллюзией здесь и не пахнет. Скажи, Нильс, ты вообще способен делать какие-нибудь выводы из жизненного опыта?

— Это совсем другое, Адам, — возразил Нильс.

— Это то же самое, Нильс. Ты выкрал принцессу, обреченную…

— Никакая она не принцесса, — перебил Нильс. — Я прервал ритуал. Рика, покажи ему руку!

Энрика послушно продемонстрировала левую руку без единого кольца. Адам закатил глаза:

— Час от часу не легче.

— Адам, даже ты не можешь одобрять насильственное жертвоприношение.

Сплюнув под ноги, Адам в сердцах пнул солдата. Тот едва слышно застонал.

— Я спросил ее, хочет ли она выйти за принца! — крикнул Адам, едва ли не впервые в жизни изменив своему добродушному тону.

— Только забыл предупредить, что ее сожрет дракон!

— Ну поздравляю, теперь дракон сожрет всех, кого не сожжет! Хотя, тебе-то что? Ты вернешься в свой вонючий Вирту и забудешь, а нам — нам, Нильс! — снова убирать за тобой огромную кучу…

— Ой! — воскликнула Энрика, так и державшая руку перед глазами. — Ой-ой-ой!

— Что такое? — дернулся к ней Нильс.

Вместо ответа Энрика показала ему запястье. Кожа покраснела, будто натертая, но сквозь красноту проступило что-то тёмное. Черная метка.

— Это потому что время, да? — шепотом спросила побледневшая Энрика.

Адам вынул карманные часы и кивнул:

— Ну да, без двадцати одиннадцать. Меньше часа — и дракон начнет уничтожать город. Спали тебя молния, Нильс, ведь в ее смерти мог быть хоть какой-то смысл!

С этими словами он выдернул из-под шубы тесак и шагнул к печке.

— Прочь с дороги! — рявкнул на Энрику, и ее как ветром сдуло. Лезвие пронзило огонь и остановилось, накаляясь.

— Не тебе решать, кому и когда умирать, — возразил Нильс. — Даже Торстен искал добровольцев. Потому что понимал: ни один человек не имеет права распоряжаться жизнью другого. Ни ради чего. Каждая жизнь — священна.

— Герр Ханн, — пролепетала из угла Энрика, — а вы бы не хотели на мне жениться?

— Сожалею, но нет, — отрезал Адам. — Мое сердце навеки принадлежит той, что навеки утрачена. Лег смирно! — Это адресовалось Нильсу. Он выполнил приказ, закрыл глаза и сжал кулаки. Раскаленное лезвие вонзилось в рану. Где-то далеко кричала Энрика, видно, полагая, что Адам убивает Нильса.

Что-то звякнуло, и боль из невыносимо-острой превратилась в невыносимо-тупую.

— Первая? — спросил Адам, подбрасывая на ладони окровавленный кусочек металла.

— Да, — выдохнул Нильс.

— Поздравляю с инициацией. Эй, ты! — щелчком пальцев подозвал он Энрику. — Возьми порошок. — Сунул ей в руки полотняный мешочек. — Садись рядом и нежно втирай в края раны. Как начнет затягиваться, смещай движение ближе к отверстию. Сам не могу. Боюсь, придушу выродка.

Адам отошёл к печи и остановился, обжигая над огнем кровь с лезвия. Энрика забралась с ногами на койку, перелезла через Нильса, видимо, чтобы не мешать тому говорить с Адамом. Только вот разговор уже скончался.

Белый порошочек высыпался на рану, по руке сразу же разлилось блаженное онемение. Энрика дрожащими руками принялась втирать. А Нильс все смотрел на лицо Адама, освещенное огнем. Печальное, потерянное лицо, как и каждый Новый Год.