Лана Ежова - Гори, любимая, гори!

– Вы говорите, Орден волков Всеотца спас вас от Проклятого и его слуг? А я хотел бы жить во времена Круга Двенадцати! В городах пели и танцевали фонтаны, всю ночь до зари горели магические фонари! – продолжал распинаться старый богохульник, будто не видя, что по его душу уже идут. – Не было голода, болезней, гонений провидцев, смертей невинных! Ну, а потом магия стала богоугодной только в руках фанатиков Всеотца. Люди, вы сами уничтожили магов Круга Двенадцати! Своим попустительством, своим молчанием! Как овцы, вы сбились в бездействующее стадо, когда храмовники принялись вырезать мирных артефакторов, бытовиков и техномагов. Вы молчали, когда не покорившихся ордену прорицателей жгли на кострах, как колдунов и ведьм…

Старик захлебнулся собственной кровью, когда кулак Грокха врезался в его челюсть. Схватив еретика за ворот грязной рубахи, "волк" сдернул его с перевернутого деревянного ящика, послужившего трибуной. Сдернув, отшвырнул подальше.

Охваченная страхом толпа расступилась перед храмовниками. Люди точно очнулись ото сна и вновь оказались в тенетах страха перед орденом.

– В Ирдии и Кронии нет храмов Всеотца, и маги не знают травли! Там даже простые люди живут счастливо! – продолжал кричать богохульник, окропляя кровью землю. – Там нет серой мари и очагов мертвоземья! Там нет костров и…

Подскочивший Бьорн сапогом наподдал под худые ребра.

– Придет время – и "волчий" орден падет! – Дед, похоже, был блаженным, потому что не унимался.

Площадь стремительно пустела – подслушанные крамольные речи не раз доводили до виселицы или костра. Тому, кто хотел жить, лучше держаться подальше от еретиков и храмовников в гневе.

– Круг Двенадцати восстанет из небытия!

Воинов Всеотца подобная ересь привела в иступленную ярость – и на беззащитного человека с двух сторон посыпались безжалостные удары.

Он же стоял в стороне, не присоединяясь, но и не вмешиваясь. И, как всегда в подобных случаях, его пальцы нервно теребили черную кожу ошейника. Хорошо, что артефакт реагирует на поступки, а не мысли, иначе стальные шипы давным-давно пронзили бы его шею.

Магистр Марк Сирский появился на белом жеребце, как грозный судия, посланный самим Всеотцом.

– Что у вас тут? – брезгливо глядя на корчащееся окровавленное тело, спросил он у подчиненных.

– Ваше святейшество, опять любитель старых времен объявился, – весело скалясь, сообщил Бьорн. – Рассказывал, как здорово народу жилось при Круге Двенадцати. И что он вскоре восстанет из небытия, а мы падем.

Магистр нахмурился. Спрыгнув с коня, передал узду Грокху и склонился над стариком.

– Повтори, что ты сказал про орден божьих воинов? Ты услышал это от предсказателя? Где его найти? Он в этом городе?

– Возможно... Но ты его никогда не найдешь.

Старик беззубо улыбнулся – и плюнул в лицо храмовника.

– Убейте его! – рявкнул Сирский, стирая кровавый плевок тыльной стороной запястья. – Да не ты, Грокх! Паук, прикончи его! Сейчас же!

– Он обычный человек, не чародей, – прошелестел пожиратель магии.

Храмовник резко обернулся.

– Убей сейчас же! Это приказ!

И не дожидаясь, пока он начнет его выполнять, мстительно сжал багровый кулон, висящий на шее.

Паук пошатнулся, хватаясь за горло. Из-под кожаного ошейника побежали тонкие струйки крови. Превозмогая боль, он подошел к старику. Ненавидя себя всей душой, ухватил его за грудки. Ветхая ткань рубахи расползлась в кулаке, и Паук уцепился за плечи приговоренного.

Ему было жаль несчастного – легкое костлявое тело с цыплячьей шеей, испуганное лицо, усеянное морщинами и старческими пятнами… Беззащитный, жалкий…

Взгляд пожирателя прикипел к длинной шее с нервно ходящим вверх-вниз кадыком. Он не верил своим глазам. На дряблой коже виднелись характерные округлые шрамы. Именно такие оставляют шипы, выдвигающиеся из ошейника за неповиновение. Старик – бывший пожиратель?.. И он сумел избавиться от контролирующего артефакта?! Но как? Это невозможно!

Чтобы убедиться, он позволил вечному голоду напомнить о себе. Словно зверь, жадно втянул воздух. Да, в дрожащем теле теплилась магия, чем-то приглушенная, наверное, каким-то амулетом. Но факт оставался фактом – он держал в своих руках пожирателя, дожившего до глубокой старости, пожирателя, снявшего каким-то чудом ошейник ордена.

Ему хотелось поговорить, расспросить, но клятый магистр напомнил о своем приказе:

– Ты уснул, Паук? Убей его!

Боль опять ужалила шею. И рабу храма осталось одно из двух: убить или умереть самому. Жаль, что он все еще держался за свою никчемную жизнь, продолжая надеяться на чудо. И не собирался умирать ради выжившего из ума глупца.

– Прости, старый, – произнес он тихо с искренним сожалением.

И невидимым "щупом" потянулся к магической сути жертвы. Вечно голодный монстр внутри, торжествующе заурчав, раскрыл пасть и алчно присосался к источнику чужой энергии. Дар пожилого мага напоминал пересохшую таранку, но оттого не стал менее вкусным.

– Ты сильный, – едва слышно зашептал сереющий на глазах человек. – Ты можешь противиться приказу и сорвать ошейник, если…

Окончание фразы Паук прочитал по губам. И его вспыхнувшая надежда разбилась вдребезги, как плохо обожженный кувшин. То, что предлагал бывший пожиратель, оказалось немыслимым.

За острым разочарованием не заметил, как старик затих, обвиснув в его руках.

Ненавидя себя, осторожно опустил бездыханное тело на нагретые солнцем камни.

– Уничтожь его без остатка! – приказал магистр, брезгливо трущий платком оплеванную щеку. – Чтобы нечего было опустить в землю, понял?

Паук знал, что большего оскорбления, чем плевок в лицо, для Сирского не существовало. Когда-то произошел похожий случай, когда храмовник допрашивал молоденькую магичку с дремлющим даром к предсказанию будущего. Связанная девчонка выразила свое презрение, как могла, – и магистр отдал ее на потеху воинам. А на следующий день приказал сжечь на площади маленького городка, где они и обнаружили ее в День Выбора…

– Чего стоишь? Пошевеливайся! – "волк" был не в духе, и словесный приказ вновь сопровождался силовым убеждением.

И пожиратель подчинился. Магический "щуп" пробил грудь мертвеца и потянул к своему хозяину остатки жизненной силы. И тело сморщилось еще больше, скукоживаясь, высыхая за считанные мгновения.

Вскоре от человека, несшего, по мнению храмовников, ересь, остался один только пепел. Жирный, воняющий горелым мясом пепел...

С криком Паук проснулся.

Сон всего лишь сон! Но до чего реалистичный – ему продолжал чудиться жуткий запах…

Осмотрелся. Все та же комната в замке барона Хадиуса. В окно заглядывают лучи восходящего солнца.