Лана Ежова - Гори, любимая, гори!

Хорошенько подумав, я соглашаюсь, потребовав вместо золота содействие в побеге.

Над особой пациенткой я просиживаю почти всю ночь. На рассвете, едва живая от усталости, плетусь к повару за платой. Он, вопреки опасениям, не обманывает. И через несколько часов из замка меня увозит продуктовая подвода.

Лежа в уютном гнездышке из пустых мешков, в окружении корзин и бочек, я дремлю. И мерещатся мне необжитые просторы Пантилии – суровые горы, куда не рискуют соваться храмовники. Тропами контрабандистов перейду их – и окажусь в Кронийской империи, где уважают магов и нет культа Всеотца с его фанатичными прислужниками. Ах, свобода! За несколько дней я успеваю отвыкнуть от нее, натерпевшись произвола магистра.

Задремав, я пропускаю самый удобный момент, чтобы покинуть повозку. В том месте дорога, петляя между деревьев, ближе всего подходит к реке. Я собиралась, тихо спрыгнув с телеги, затаиться в кустах, а потом зайцем рвануть к Безымянной. Плаваю я хорошо, поэтому, не сопротивляясь течению, добралась бы до стен города, и, не заходя в него, пошла бы по тракту дальше…

Но, увы, просыпаюсь я уже в самом городе, когда погонщик перестает понукать лошадь.

Спасение отдаляется – предстоит выбираться за ворота, что станет практически невозможным, когда Сирский обнаружит мое исчезновение. А значит, нужно поторапливаться!

Осторожно покинув временное прибежище, смешиваюсь с толпой, глазеющей в основном на прилавки и витрины, но никак не на спрыгивающих с телег девиц.

Когда добираюсь до крепостной стены, солнце поднимается непозволительно высоко. Наверняка магистр уже проснулся, но, вероятно, еще не обнаружил исчезновение "должницы". Жаль, ситуация изменится, когда он отправится в трапезную обеденной порой – завтракать Сирский предпочитает в своих покоях.

– С дороги! – Мимо, в сторону врат, проносится всадник, едва не сбивая меня с ног.

Я отшатываюсь, спотыкаюсь обо что-то – и падаю. Капюшон плаща слетает с головы, обнажая скрученную на затылке косу.

Сзади фыркает конь. От страха, что угожу под его копыта, сжимаюсь в комочек. Но нет, всадник искусно осаждает его.

И надо мной раздается ненавистный голос:

– Как мило. Госпожа целительница решила встретить моего дядю вместе с нами?

Тот, от кого пыталась сбежать, спешивается и рывком поднимает меня с земли.

О небеса, и как храмовник опознал со спины? Почему не прошел мимо?..

Прищурившись, Сирский зло шипит:

– Что ты здесь делаешь, Иванна?!

– Встречаю вашего дядю? – шучу в испуге, воспользовавшись его ироничной подсказкой.

"Волк" сначала задыхается от гнева, затем хохочет:

– А ты забавная, целительница! Что ж, так тому и быть! Встретишь со мной дядю!

Оказавшись в объятиях чародея, понимаю, что теперь уж точно в западне. Больше возможности сбежать мне не предоставят, вдобавок и на повара накликала беду – храмовник обязательно выяснит, кто помогал мне.

Чтобы не заплакать, гоню от себя мрачные мысли, сосредотачиваясь на чем угодно, лишь бы не на собственном положении. А положение весьма и весьма неприятное – магистр, пользуясь ситуацией, без стеснения шарит свободной рукой по моему телу. И таким многообещающими выходят поглаживания и стискивания, что становится дурно.

Что-то с Марком Сирским не то. Наверное, еще тот затейник, не лучше покойного барона… Вон даже Стелла, вначале выглядевшая довольной кошкой, после второй ночи в его спальне, сникла. И в то же время продолжает шипеть, когда видит его интерес к моей особе. Похоже, опасается, что, потеряв расположение любовника, угодит в немилость.

Дядю магистра встречаем в часе езды от стен города.

Мужчину с посеребренными сединой висками и подтянутым телом воина сопровождает небольшой отряд охраны.

– Добрый день, дядя! Да пребудет с вами милость Всеотца! – в тоне чародея слышится непритворное почтение.

Окинув меня коротким взглядом, родственник Сирского вопросительно поднимает темную бровь и лишь потом отвечает на приветствие:

– И тебе не хворать, Марк.

Из разговора, который ведется при мне безо всякого стеснения, узнаю, что Андре Сирский – магистр ордена, вышедший на покой и потому живущий светской жизнью. По приглашению племянника он едет взглянуть на замок Хадиусов, который при желании может стать подарком от ордена. Получается, Стелла просчиталась, решив, что заполучила имущество умершего мужа? Невзирая на все ее ночные старания в спальне "волка" ее упрячут в обитель невест Всеотца? Ха, не скажу, что мне ее жаль, но небо порой наказывает весьма изощренно! Насколько могу судить, для баронессы потеря статуса и богатств ужаснее смерти.

Но вскоре по оговоркам понимаю, что немного ошиблась в своих предположениях. Отправлять в обитель невест Стеллу не планируют. Бывший магистр, скорее всего, на ней женится.

– Это она? – вдруг спрашивает старший Сирский.

– Да. Та самая целительница, о которой я говорил, – в голосе удерживающего меня мужчины звучит довольство.

– Зачем ты потащил ее с собой?

Чародей хмыкает:

– Она сбежала. Но по воле Всеотца в городе попала прямо под копыта наших коней.

– Прыткая девчонка, да только от божьей длани никому не уйти, – выносит вердикт Андре Сирский, и на этом его интерес к моей особе угасает.

Мужчины разговаривают о своих собратьях по ордену, о ситуации в стране, о дряхлеющем короле и его амбициозном наследнике, которому следует поскорее обломать крылья.

Я же мысленно себя костерю. Как же так? Я же была близка к спасению! Неужели судьба на стороне храмовников? И я должна делать то, что хотят они?.. Да ни за что!

Когда въезжаем в рощу, всадники останавливаются. Андре Сирский уходит в кусты за тем, что заставляет слезть с коня и крестьянина, и монарха. Провожая взглядом узкую спину сухопарого мужчины, вдруг понимаю, что нужно делать.

– Ваше святейшество, – играть смущение не приходится – краснею по-настоящему, – мне тоже надо удалиться.

– Сильно надо?

– Очень…

Маг разворачивает к себе лицом и неожиданно требует:

– Смотри мне в глаза, Иванна. Ты мне нравишься, и я простил тебе побег, но повторной попытки не спущу. Ясно?

Синие глаза угрожающе темнеют. И я киваю, испугавшись той тьмы, что в них клубится.

– Да... Я, правда, сбегаю в кустики – и вернусь...

Но брюнет, видимо, решает закрепить наказ. Его губы прижимаются к моим, язык врывается в рот, как таран, пробивающий ворота осажденного города.

Когда Сирский отпускает, приказывает:

– Возвращайся быстрее, Цветова.

– Как скажете, ваше святейшество…

И только тогда он позволяет спуститься с жеребца. Я иду, словно пьяная, едва сдерживая порыв вытереться рукавом.

– Эй, целительница! Подол плаща подержать? – гогочет кто-то из рядовых "волков". Они давно наблюдают за приставаниями магистра и не стесняются отпускать сальные шуточки, которые Сирский и не думает пресекать.