Дж. Андрижески - Тень

В плане того, «что будет потом», мне уже предложили несколько мест в Китае — работа как на Лао Ху, так и на правительство Китая, выполнение заданий в духе того, чем занимался Сурли.

Я осознала, что всерьёз присматриваюсь к этим предложениям.

Однако слишком рано было принимать такие решения.

В целом моя жизнь шла своим ходом. Я отрабатывала свой долг перед Лао Ху и умудрялась не брать в голову то, как я это делала. Я копила деньги. Время от времени я пыталась подумать над тем, что буду делать, когда выберусь, и куда же мне ехать. Я была дружелюбна к другим видящим. В свободное время я каталась на своём коне или говорила с Сурли через защищённую сеть.

Затем, однажды в такой тёплый день, что я уже мечтательно подумала о наступлении весны, Вой Пай вызвала меня в свою приёмную, и я посмотрела на своего третьего клиента-видящего.

Я не знала, что должна была принять видящего.

Учитывая шумиху, которую все устроили, я предполагала, что это человек, какой-нибудь глава государства, на которого китайцы особенно хотели произвести впечатление и потому нервничали.

Просто неслыханно, что меня вызвали из апартаментов наложницы на встречу с клиентом.

Ещё более неслыханно, чтобы Вой Пай лично присутствовала при представлении.

Все эти деловые вопросы обычно решались за кулисами; моих клиентов проверяли, допрашивали и сканировали задолго до того, как они приближались ко мне. Честно говоря, временами меня даже раздражало то, как мало меня самой они включали в мой «список».

Так что когда команда костюмеров устроила шумиху и сказала, что мне нужно быть в главной приёмной ровно в четыре часа дня, одеться в наилучшем виде, а также использовать все правильные формы официального этикета, которым меня обучили, я немного опешила. Главный специалист по гардеробу то и дело шлепком отбрасывал мои пальцы от моего же лица и волос, пока он работал. В итоге я просто стояла там, вытянув руки в стороны от боков, и чувствовала себя как собачка на стрижке.

Пытаться выбить из них хоть какие-то детали оказалось невозможным, так что я просто забила.

Через несколько часов я вошла в приёмную, и охранники следовали за мной по пятам.

Как только я увидела, кто ждал меня, я остановилась как вкопанная.

Там стояла группа мужчин-версианцев в их полноценном, полу-викингском одеянии.

Я насчитала пятерых, затем присмотрелась к каждому более детально. Тот, что спереди, пожалуй, был самым крупным из всех видящих, что я видела в реальной жизни. Те, что стояли позади него, были размером примерно с Багуэна, и я охарактеризовала бы их как огромных, если бы не видела видящего в центре. Он явно был их лидером, поскольку стоял прямо перед креслом Вой Пай, тогда как большинство из Лао Ху обычно кланялось или даже опускалось на колени.

Повернувшись к ней, я постаралась скрыть изумление на лице.

Она приподняла бровь, но я видела в её глазах предупреждение.

Я посмотрела обратно на лидера версианцев.

Я была одета в струящееся белое платье без рукавов, с открытой спиной и одной бретелькой на шее — предположительно, чтобы акцентировать мой ошейник. Само платье было почти прозрачным, показывало разные части моего тела в зависимости от угла, под которым падал свет. Эффект умножался тем, что приёмная вся была залита светом.

Это был один из предметов одежды, который я вообще ненавидела, потому что чувствовала себя голой и выставленной напоказ. Платье казалось мне ещё более кричащим, чем другие плоды трудов костюмеров. Надевание этого платья неизменно гарантировало мне плохое настроение и потому вызвало негативные ожидания относительно клиента, которого я должна была принять.

Глядя на эти широкие обветренные лица, я увидела несколько пар тёмных глаз, изучавших моё тело, а также суровое выражение, проступившее в этих радужках. Всё это начинало напоминать какой-то сценарий группового изнасилования, и меня это определённо не устраивало.

Стиснув зубы, я посмотрела на их лидера.

В этот раз я обратила внимание на его лицо.

Сделав это, я осознала, что затерялась в его наружности.

Я всмотрелась в чёрные глаза над рябыми, сгоревшими на солнце щеками. Его кожа напоминала мне то, как выглядели некоторые люди с равнин, которые ели слишком много мяса. Его глаза выглядели мёртвыми, пустыми. Глаза убийцы. Более того, я невольно видела в них знакомое выражение — я с ужасом осознала, что мне оно тоже знакомо.

Мой взгляд опустился к его горлу, где на тёмной коже выделялся зазубренный белый шрам, заметный над воротником грубой хлопковой рубашки, распахнутой на груди.

Сместившись от шрама, мой взгляд вновь поднялся к его глазам без моего на то желания. Я смотрела ему в лицо, всё ещё не в состоянии поверить тому, что говорил мне мой разум. Тому, что я уже знала вопреки активированному ошейнику на моей шее. Теперь он улыбался, но этот мёртвый взгляд не уходил из его глаз. Я видела там голод. Я видела это и страшилась его, но не могла отвести взгляд.

Я не могла поверить, что он жив.

В последний раз посмотрев ему в лицо, я резко перевела взгляд на Вой Пай.

— Нет, — прямо сказала я. — Я отказываюсь.

Я не стала дожидаться её реакции.

Я развернулась на пятках и вышла той же дорогой, что и пришла.

После кратчайшей паузы (не сомневаюсь, что в это время он переговорил с Вой Пай) Улай поспешно последовал за мной, чуть ли не бегом догнав меня в коридоре за просторной приёмной. Он остановил меня прежде, чем я успела уйти. Стиснув мою руку своей огромной ладонью, он проигнорировал мою сердитую попытку вырваться.

Жестом показав охранникам подождать, он твёрдо завёл меня в боковое помещение. Он закрыл за нами дверь, наверное, чтобы нас не подслушали.

— Что? — спросила я, всё ещё пытаясь высвободить руку и сверля его гневным взглядом. — Я ни разу не пользовалась правом на отказ. Ни разу.

— Я в курсе этого, Высокочтимый Мост…

— Ну, а теперь я им воспользовалась. Это не обсуждается, Улай. И я не обязана говорить, почему.

В его голубых глазах промелькнуло раздражение, и не только на меня. Посмотрев на него, я осознала, что это не просто раздражение. Я встретилась с его натянутым взглядом и испытала неверие, как только поняла, что знаю, что значит этот взгляд.

— У меня нет выбора, — произнесла я.

Он поморщился, качая головой, но не в знак отрицания.

— При обычных обстоятельствах у тебя был бы выбор, Высокочтимый Мост. При обычных обстоятельствах право выбора никогда не нарушается…

— За исключением случаев, когда это действительно важно, блядь.

— Это не обычная ситуация, Высокочтимый Мост. Мои руки связаны, — ещё больше раздражения полыхнуло в его бледно-голубых глазах. — Есть… политические факторы, Высокочтимый Мост. Дипломатия, в высшей степени деликатный вопрос.